Возвращение к истокам - Денис Старый

Я невольно почесал затылок, наверное, выглядел при этом глупо. Не мои это привычные движения, так что нужно будет прислушиваться к своему организму и больше контролировать своё поведение. Ещё не хватало мне, чтобы даже подсознание того, в чьём теле я нахожусь, вырывалось наружу.

В целом же информация была настолько важна, что, если я останусь верен своему слову, то придётся эту дамочку брать с собой. Я уже догадывался, что тут неладно. Потому и собирался быстро уходить. Но если о интриге простив меня и моего отряда знает Даная, то… Да пусть идет с нами. Мы, русские, своих не бросаем! Вот же… Не русские, а склавины, и не своих, а девушку племени антов.

Глава 9

Северо-Запад фемы Месопотамия

18 июня 530 года

Вот же ситуация… Мало того, что мне пришлось выдержать бой с одним из сильнейших персов. Потом ещё поучаствовать в сражении. Пусть и в таком, где мои воины получили лишь незначительные увечья. Так, оказывается, я попадаю в эпицентр интриг. Изменилось отношение к Вилизарию. Но как он меня хотел подставить? Сказал, что я могу собирать трофеи, которые принадлежат гуннам?

Скорее всего, предводителю этого народа на службе ромейского василевса не понравится, что я забираю как бы его имущество. Но я обязан это сделать. Велизарий при стечении всех важных людей этой крепости призвал меня собрать ценности с убитых гуннами персов.

Но… может я бы еще и подумал трижды, стоит ли собирать трофеи, вроде бы как чужие. Но ведь гунн, присутствующий на Военном Совете, смолчал. Не стал возмущаться нарушением прав. Так что если что, не буду ссориться с гуннами. Все претензии к их представителю в ставке командующего.

Так мне эти трофеи не собирать? Внутренняя жаба начала истошно орать. Всплыл образ моих просторубашечников, склавинов, в большинстве опоясанных не поясами, а верёвками. Бедных людей, не имеющих хорошего вооружения.

— Будь на северном выходе из крепости через два часа. Жди. Если выйдет мой отряд, присоединяйся, — решительно сказал я Данае-Данарис.

Спешно, почти что бегом, я пошёл к своим. Всё ещё продолжался сбор трофеев, мои бойцы успевали радоваться, но тащили в лагерь груды металла, одежды, вели коней. Придётся их огорчить.

— Пирогост, Хловудий, Некрас, — обратился я к своим ближникам. — Берите людей, быстро отправляйтесь на поле, где сражались гунны, и забирайте всё наиболее ценное, кроме доспехов. Оружие возьмите, но немного. Оставьте что-то и гуннам. Только самое ценное. Доспехи не берите! Так, словно и не обирал никто тех персов.

— Но к чему такая спешка, военный вождь? — спросил Пирогост, непрерывно глупо улыбаясь.

Это я не говорю ещё про Хлавудия. У этого улыбка была до ушей, и не сказать, что это образ для красного словца. Действительно, у десятника был огромный рот, и сейчас он улыбался им, демонстрируя не только неправильный прикус, но и ужасно «ржавые» зубы. Правда, они у него хотя бы были. Почти все… Два передних выбито.

— Потому как есть подозрения, что нас желают подставить. И ещё, — я задумался. — Говорите всем, что мы собираемся оставаться ещё дня на три, но говорите ещё и о том, что мы уходим одной дорогой, а сами же пойдём другой.

— Кто же за нами гнаться будет? Персы уже разбиты, иные в договоре с нами? — спросил Пирогост.

— Гунны, — сказал я. — Поспешайте, до возвращения гуннов мы должны уйти!

Если Велизарий не увидит, что мы собираем трофеи, то обязательно что-то еще придумает — это раз. Два — это то, что если не станем следовать воле дуки, то недолга прослыть трусами, что испугались гуннов. Тут еще и отобрать подумают то, что у нас уже собрано после боя. Три — жажда наживы. И это не чуждо ни мне, ни всем моим соплеменникам. По крайней мере, тем склавинам, что тут, рядом, в крепости.

Я хочу новую жизнь, если уж так уготовано, начинать не в штопанной рубахе и не в одиночестве. А воины могут быть со мной только мотивированными богатствами. Потом будем иные смыслы вкладывать в головы русских… черт… склавинских воинов.

Работа закипела. Я прохаживался мимо тащащих всякое добро своих бойцов и прислушивался к тому, что они говорят. Всегда важно знать настроение личного состава. Особенно, на войне или в походе.

— На своё городище приду, старейшиной стану, — говорил один боец.

— Немудрено, столь добра с собой привезём! — поддакивал ему другой воин, с натугой тянущий не менее пятнадцати небольших сумок. — А я сразу двух жен возьму. С такими богатствами прокормлю обеих.

— Нет… Уже одна жена — разорение. А вторая — голытьба. Я жениться не стану, — встрял в разговор третий боец.

Воины встретили решение быстрее убраться отсюда с большим энтузиазмом. Каждый из них предполагал, что, когда вернётся домой, станет большим человеком, так как должен получить свою долю с добычи.

Такие разговоры могли на меня навеять уныние. Ведь я не знаю, куда мне возвращаться. Кто я, какого рода. Племя — да, склавин. Но более ничего. Нужно будет всеми правдами и неправдами, но разузнать, какой у меня род и есть ли родственники. Должны же быть.

Главное сейчас — быстрее убраться. Более того, я не собирался сообщать Велизарию, что мы уходим. Насколько стало понятно, никаких договорённостей мы в этом случае не нарушаем. Договор с нами был заключён только на это сражение. Персов разбили. Плату получили. Теперь здесь нам делать нечего.

Был шанс уйти по-тихому под всеобщее ликование от победы. Вот только не одна чуйка ревела, но и логика говорила о том, что так просто добраться до мест обитания склавинов нам не дадут. И что сегодняшнее сражение — это отнюдь не главная моя битва.

Основные проблемы еще впереди!

* * *

Комнаты Велизария.

— Дука, склавины ушли, — взъерошенный и не совсем трезвый командир букеллариев, Арташес, ворвался в личные покои Велизария. — Прости, дука, неуглядел! И… за другое прости.

Арташес засмущался, застав молодого полководца, лежащим на ложе, и его жену находящуюся сверху молодого полководца. Воин-армянин напрягся и силился не поднимать свою голову. Обнажённая Антонина, сверкающая от пота и масла, показалась Арташесу ангелом. Порочным, но таким, ради которого и с дьяволу душу продать можно.

— Присоединишься? — звонким колокольчиком прозвенел голос Антонины, сделавшей вид, что нисколько не смутилась.

Арташес молчал. Велизарий же грозно смотрел то на своего телохранителя, то на жену, которая не спешила скрывать наготу.

Нет, Антонина не была развратной женщиной, по крайней мере, в сравнении с тем, какие нравы бытовали