Физрук: на своей волне - Валерий Александрович Гуров

Маленькая, сухонькая бабулька в цветастом халате и платке, узелком завязанном под подбородком, посмотрела на меня с радостью в глазах. Она сидела на лавочке у подъезда, тяжёлая тележка стояла рядом.

— Володька, помоги бабке тележку до квартиры донести, — попросила она.

— Не вопрос, — я пожал плечами.

Негоже старикам тяжести таскать. Тележку-то по ступенькам не покатишь. Я поднял тележку и сразу понял, что тело это совсем не моё прежнее. Лишнего веса во мне теперь было с лихвой, а телега вдобавок весила килограммов двадцать, как показалось. Её вести тяжело, не то чтобы нести.

Я, но не подавая виду, что мне тяжело, попёр сумку по ступеням. А тяжело было… Уже после второй ступеньки пот выступил на лбу, спина заныла, а дыхание сбилось.

Сюрприз… это же насколько надо быть растренированным… Непорядок!

Бабулька, оказавшаяся вполне себе живчиком для своих лет, опередила меня. Добралась до кабины.

— Володька, хоть и второй этаж, но лучше на лифте поехать, — заверила она и нажала на кнопку вызова.

Дверцы лифта тут же разъехались, приглашая войти в кабину. Но входить я не спешил. Да, новое тело мылое, совсем непривычно к нагрузке, но если я хотел хоть что-то изменить, к нагрузке надо приучать организм уже сейчас. Иначе будет вечное «завтра».

Недолго думая, я попёр телегу к лестничной клетке.

— Так донесу, бабуль, чего тут — второй этаж, — бросил я.

Бабка промолчала, хотя и посмотрела на меня с таким выражением, будто говорила «ну-ну, дерзай». Сама зашла в лифт и поехала, довольная, что её тяжесть тащит чужая спина.

Я выдохнул и зашагал по лестнице, таща за собой тележку. Всего два этажа, а я уже весь мокрый, как после хорошей пробежки…

Я чувствовал, как сердце бухает в груди, словно пытается пробить рёбра. Смешно и обидно. В девяностые я бы поднялся вверх до четырнадцатого этажа и спустился бы вниз, даже дыхание бы не сбилось. Хотя посмотрел бы я сам на себя, если бы мне на плечи положили мешок с картошкой килограммов этак на пятьдесят. Примерно столько у меня было лишнего веса сейчас.

Я с горем пополам дотащил тележку и, выдохнув, поставил на пол. Старушка меня уже ждала.

Бабка, довольная как ребёнок, открыла свою обшарпанную дверь и взяла с тумбочки в коридоре плитку шоколада. Советская привычка — всегда иметь что-то сладкое «на случай гостей».

— Держи, Володя, — сказала она. — Спасибо тебе, что старикам помогаешь. Не каждый нынче остановится, а ты вот донёс. Молодец.

И прежде чем я успел что-то ответить, её сухая ладонь легла мне на щёку. Она ласково потрепала, как будто я и вправду был мальчишкой лет двенадцати, а не мужиком, который в своей жизни похоронил друзей, дрался за район и уже один раз умер.

Я улыбнулся — по-доброму, но руку её мягко перехватил и убрал от лица.

— Помогать старикам надо. Так что, если что — зовите, — заверил я.

— Обязательно, — оживилась старуха. — Ты заходи как-нибудь, пирогов напеку. У меня яблоки с дачи остались, пирог выйдет — пальчики оближешь.

— Зайду, куда ж я денусь, — усмехнулся я, беря из её рук шоколадку.

Старуха закрыла дверь, а я остался стоять на лестничной клетке с шоколадкой в руке. Она была самая обычная — молочная, в яркой обёртке. Но в животе заурчало, а во рту пошло слюноотделение. Причём так активно, что мне даже пришлось сглотнуть. Если бы я хотя бы на секунду отпустил контроль над новым телом, то заглотнул бы шоколадку целиком, возможно даже не жуя.

Я прям отчётливо почувствовал, как стало дурно, как резко упал сахар, и организм буквально требовал шоколада… Рука уже потянулась к упаковке, чтобы раскрыть плитку и сожрать…

— Стоять! — буркнул я сам себе, одёргивая руку.

Вот же засада. Тело толстое, как шар, а тянет всё равно на сладкое. Нет, надо тормозить и держать себя в руках. Хотя такое активное сопротивление от организма я встретил впервые. У школы, в машине, когда я выкидывал булочки и чипсы, как-то попроще было. Сейчас же организм явно проголодался и уже не просил, а вопил: «Дай мне пожрать!».

Я спрятал шоколадку в карман пиджака и только сейчас понял, что стою возле лифта. Причём кнопка вызова нажата, сам лифт где-то наверху глухо гудит, спускаясь по шахте.

Понятно: тело хочет жрать и ничего не делать. Не думал, что такое возможно, но возможно же. Я сразу прикинул: у бабки на втором этаже была квартира № 15, а у меня по паспорту — 78-я. Значит, у меня, судя по всему, последний этаж. Ну… если я решил выкарабкаться из этого жирного болота, то без труда не вытащишь и рыбку, как говорится.

— Пошли пешком, Володя, — сказал я сам себе и повернул к лестнице.

Первый пролёт прошёл относительно легко. Всё-таки, я шёл без тележки. Второй — тоже. Но уже к четвёртому этажу стало ощутимо… Рубашка прилипла к спине. Воздух стал тягучий, как в бане.

На шестом этаже я уже хватал ртом воздух, вытаращив глаза. Пот катился по лицу ниагарским водопадом, щипал глаза. Ноги налились свинцом в икрах, а ступени будто стали выше и круче.

— Твою мать… — выдохнул я, вцепившись в перила.

Я остановился, отдышался. Можно было сдаться и вызвать лифт, но нет! Потихоньку, малыми шашками, но я поднимусь. Сегодня сдохну, завтра уже станет легче. А через неделю, если потерплю — будет первый результат. Тело надо приучать, другого пути нет.

Я вытер лоб ладонью, глубоко вдохнул и двинулся дальше, шагая упрямо, словно поднимаясь в гору.

Поднимался я всё выше и невольно удивлялся: подъезды тоже стали совсем другие. В мои времена, заходя в подъезд, сразу следовало готовиться к «сюрпризам» в виде неработающих лампочек, темени и коричневых «мин» между лестничными проёмами.

Тут же всё было на сенсорах и датчиках. Идёшь — и лампочки, слыша твои шаги, сами включаются.

Стены тоже чистые, ни одной матерной надписи, даже чего вроде «Коля + Маша = любовь» нет. Всё было вылизано и приведено в порядок. И запаха характерного тоже нет — ни мочи кошачьей, ни сигаретного угара.

Чудеса да и только.

Но стоило подняться выше, как стало понятно, что далеко не все жители выступали