Ложная девятка - Аристарх Риддер

и не будет играть. Он в любом случае поступит в институт, а там всё равно попадёт в команду. Ты своим упорством только ломаешь карьеру парню. А она всё равно начнётся. Не сейчас, так позже. Через три месяца или через год, не важно.

— Знаешь что, Ваня, и вы, товарищи, тоже. Выметайтесь отсюда! — эти вроде бы разумные слова буквально вывели Елену Тимофеевну из себя. — Я уже всё сказала. Ни в каком орловском «Спартаке» он играть не будет. Точка. Вопрос закрыт. И я, и его отец приложим для этого все усилия.

— Георгий Александрович встанет на сторону Славы, — позволил себе не согласиться Прокопенко.

— Зря ты так думаешь. Я смогу убедить мужа. А Ярослав его послушает. Всё, разговор окончен. Мне некогда!

* * *

— Вот ведь стерва, — сказал Горбунов, когда они ошарашенные сели в машину. — Иван Петрович, а что она там говорила про отца Славы?

— Жора хочет, чтобы сын стал футболистом, он сам мне это говорил несколько раз. Так что я не знаю, с чего она взяла, что сможет его убедить.

— Да вот кто его знает, — задумчиво сказал Бастиан. — Ночная кукушка запросто всё перекукует. Но в одном ты прав, Иван Петрович, то, что она сейчас там орала, мало что значит. Даже если сейчас ничего не получится, а я это вполне допускаю, то нужно будет просто подождать. Талант у парня такой, что он и через год будет лакомым кусочком.

— Да жалко его, — сказал Горбунов. — Только время потеряет. Но в целом ты, Николай Августович, прав. И знаете, что? Нужно с отцом парня поговорить. Обязательно нужно.

— Я это устрою, — сказал Прокопенко. — Кстати, они живут тут рядом. Можно прямо сейчас заехать, поговорить со Славой.

— Э нет, этого делать точно не нужно. Не после того, что устроила нам его мать, — не согласился с ним Горбунов. — Подождём.

* * *

Выпроводив орловских гостей и Прокопенко, Елена Тимофеевна нервно прошлась по учительской, а потом подошла к своему столу и, сделав секундную паузу, открыла нижний ящик и достала из него початую пачку «Союз-Аполлона».

Курила она очень редко и никогда не делала этого при муже или сыне. Но сейчас ей нужно было успокоить нервы.

Правда, сделала она это не сразу: раздался звонок телефона, и, подняв трубку, Сергеева услышала голос сына.

— Ну что там, мам? — спросил он.

— Ничего. Мне только что позвонил товарищ Горбунов, если я правильно расслышала, он сказал, что сегодня не получается.

— А когда?

— Через неделю.

— Как через неделю? Они же хотели сегодня.

— Вот так. Перенесли на неделю, чтобы поговорить со мной и отцом.

— Да что ж такое! — Слава явно был расстроен.

— Представляешь, папа приехал.

— Как приехал? — ахнула Сергеева.

— Им на ЗИЛе какие-то образцы с завода срочно понадобились, вместе с документами. Вот отец и сел в машину, и доехал.

— А где он? Дай мне его!

— Он в душ пошёл. Сейчас, — в трубке было слышно, как Слава громко позвал отца к телефону. — Он тебе перезвонит.

Елена Тимофеевна как раз успела выкурить сигарету, когда раздался следующий звонок. Взяв трубку, она услышала голос мужа.

— Лен, это я

— Жора, как я рада тебя услышать! Ты не мог бы прямо сейчас приехать ко мне в школу?

— Это срочно? Меня на заводе ждут. Представляешь, ту экспериментальную установку, которую мы с Палычем два года доводили до ума, берут на ЗИЛ! И возможно, меня заберут на её наладку! Мне срочно нужно обратно в Москву с документацией и ЗИПом для нашей установки.

Несмотря на то что Сергеев работал начальником сбыта на заводе, он оставался талантливым инженером и вместе с директором в инициативном порядке два года проектировал станок, который уменьшит брак при изготовлении головок цилиндров ЗИЛовских моторов до каких-то исчезающих величин.

— Это прекрасно, Жора, я и правда очень рада, — это была правда. — Но пожалуйста, заедь ко мне. Нам нужно поговорить. Только один, без Славы.

— Хорошо, сейчас буду.

* * *

— Мать о чём-то хочет со мной поговорить, — сказал отец, когда положил трубку. — И нам не повезло: я тут, а тренеры «Спартака» не приедут. Но ладно, не переживай, сынок. После того, что ты им устроил, никуда этот «Спартак» не денется. Да и не только он.

— Ну, сейчас есть только он.

— Это сейчас. Ладно, я убежал. Перед тем как поехать обратно в Москву, я домой ещё заскочу.

— Хорошо, — ответил я.

* * *

— Лена! Ты зачем это сделала? Вот объясни мне, зачем? — Сергеев-старший даже не собирался понижать голос. Он буквально кричал на свою жену после того, как та рассказала о том, как закончился разговор с орловцами.

На голос Георгия Александровича в учительскую заглянула Колокольцева, но тот бросил на неё такой взгляд, что завуч предпочла не вмешиваться.

— Как ты после такого в глаза сыну смотреть будешь? Или что, ты думаешь, он не узнает? Ты хоть понимаешь, что он уже считай взрослый и через пару лет может уехать из дома и вообще не возвращаться туда, где его предали!

— Ах, предали? Предали? А ты забыл про дядю Женю?

— А при чём тут твой дядя?

— А при том! Если из-за вашего проклятого футбола у тебя память отшибло, я напомню. Его тоже все считали талантливым. Я помню, что про него говорили. Что он может поехать в Кортина-д’Ампеццо и стать олимпийским чемпионом. А потом на тренировке у него крепление сломалось, и вместо олимпиады дядя Женя поехал в морг. Вернее, его изломанное тело отвезли в морг. Я это на всю жизнь запомнила! И не хочу для Славы такой судьбы! Не хочу и не позволю ему рисковать здоровьем, пиная мяч.

— Лен, это глупость, полнейшая глупость. Ты сравниваешь несравнимое. Горные лыжи и футбол — это разные виды спорта.

— Это всё спорт, ваш проклятый спорт! И это опасно.

— Ладно, опасно так опасно. Знаешь что? Я прямо сейчас пойду домой и к хренам выкину все ножи, вилки, ножницы и вообще всё колющее и режущее из дома. Это же опасно! Сколько людей каждый год получают травмы из-за ножей и вилок! И машину продам, по той