Перекресток возможностей - Л. Нил Смит

где не было Денвера. — Как мы можем быть близнецами, если моего родного города не существует?

Он на мгновение озадачился. — Я родился примерно там, куда ты показываешь. — Он потыкал в кнопки управления и приблизил изображение. Лапорт теперь был вверху, чуть южнее того места, где должен был быть Вайоминг, а посередине, все еще крошечным шрифтом, виднелись поселки Сент-Чарльз и Аурария, между которыми вилась река Саут-Платт. Внезапное напряжение охватило мое тело.

— Твои родители. Как их звали?

— Мои родители оба живы, — твердо сказал он. — Уильям и Эдна Беар. Они переехали на северо-западное побережье, поближе к Тлинкиту, несколько лет назад, но оба родом отсюда.

Я продолжил напирать. — И они оба — чистокровные индейцы юта, отсюда и название «Юта».

— Не проводил такой связи. Но ты прав, они из индейцев. Это ведь не имеет особого значения, правда?

— Для меня никогда не имело, — сказал я, — но для некоторых… — Я подумал об Уоттсе и о разборках арабо-вьетнамских банд на моем участке. — Там, откуда я, люди порой убивают друг друга из-за этого.

— Еще одно различие между нашими историями?

— Или между нашими народами. Это делает тебя везунчиком вдвойне, Эд. Мой отец погиб в Б-17 — был такой военный бомбардировщик — над Германией в 1943-м. Мама скончалась в 1957-м, в тот день, когда я окончил школу. Хотел бы я понять, что все это значит.

— Я тоже. У меня от этого очень странное, нездоровое чувство. Как бы ты отнесся к встрече с моими стариками?

Я содрогнулся, и он это увидел.

— Не торопись. — Он сменил карту на другой живописный вид, на этот раз Королевское ущелье, а затем долго смотрел в сад за домом. — Уин, почему мы… в смысле, почему оба наших мира, если они разошлись так давно, породили…

— Пару идентичных сыщиков? Я думал об этом. Может, потому, что мы оба индейцы.

— Не понимаю.

— Ну, я никогда особо не гордился тем, что я «коренной американец» — неолитически невежественный, пока остальной мир изобретал колесо, порох и углеродистую сталь. Черт, если бы наши достопочтенные предки смогли ужиться друг с другом хотя бы тридцать дней кряду, они могли бы вышвырнуть Писарро и Кортеса к чертовой матери и развить настоящую цивилизацию.

— Так к чему ты клонишь?

— Я не знаю точно, где разошлись наши истории. Я бы спал крепче сегодня ночью, если бы знал. Но эти истории — в основном истории бледнолицых, верно? В смысле, Джорджа Вашингтона убили во время «Восстания из-за виски», так мне сказала Кларисса.

— И она права. Точно между глаз, как и заслужил!

— Великолепно. Ну, в моей истории старина Джордж, которого мы очень даже уважаем, умер в постели от рук шарлатанов. У него была простуда, а они залечили его до смерти кровопусканием.

— Кажется, это справедливо: он и сам пускал всем кровь налогами Гамильтона.

— Ладно, остряк, предположим, у него в твоей истории родился бы ребенок после Восстания.

— В твоей истории? Но он же был стариком.

— Это же не остановило Бена Франклина, а?

— Франклин? А, да, федералист-перебежчик.

— Ладно, ладно. Так вот, в твоей истории у Джорджа не могло быть еще одного ребенка, потому что он был мертв, понимаешь? Но мой гипотетический ребенок — лишний, с твоей точки зрения, — имел бы собственных детей, так? И у тех были бы дети. Очень скоро все население стало бы существенно другим.

Эд, кажется, начал понимать. — К настоящему времени вряд ли остался бы кто-то вроде нас, с близкими двойниками в каждом мире. Но это лишь усложняет объяснение нашего…

— Вовсе нет! Смотри — что бы там Бледнолицые ни творили на Востоке, это не влияло на то, что делали наши предки!

Он кивнул. — Не влияло до гораздо более позднего времени, а к тому моменту…

— К тому моменту наша наследственность — в каждом из миров — осталась бы практически неизменной! — Я гордился этой теорией. Впервые я начал чувствовать, что контролирую ситуацию. Приятное было чувство, пока длилось.

Эд снова откинулся на стуле и расслабился. — Но это все равно оставляет кучу вопросов. Например, как ты вообще сюда попал, и…

— И кто пытается нашпиговать меня пулями, пока я здесь. Я-то думал, что оставил плохих парней позади. У тебя есть враги?

Он пожал плечами. — Думаешь, те типы с «Фронтенака» приняли тебя за меня? Все возможно, иначе тебя бы здесь не было. Но разве твои плохие парни не могли прибыть тем же путем, что и ты?

— Веселенькая мысль. Есть еще?

— Раз уж ты упомянул: я все еще не понимаю одного… Я так понял, в качестве следователя ты работаешь на правительство. Почему так должно быть, я…

— Верно, на городское правительство Денвера. И что с того?

— Города с собственными правительствами? Ладно, проехали. Теперь, на пистолете, который ты взял в лаборатории, стоит маркировка «собственность правительства», но при этом ты считаешь совершенно разумным предположить, что он был в руках своего законного владельца, верно?

— Конечно, правительства Соединенных Штатов — это совсем другое. Слушай, я знаю, это звучит странно — черт, да это и мне самому звучит дико, — но иногда интересы разных правительств — местных, штата, национального — вступают в конфликт. Это…

— Хороший показатель, — сказал он с кислой миной, — того, что у вас слишком много правительств!

— Давай пропустим политику. Все, на что я в последнее время натыкаюсь, — это анархисты… и гаражные ворота.

Эд встал и снова посмотрел на мой «Браунинг». — Я сомневаюсь в твоей теории, Уин. О том, что мы оба индейцы. Ты считаешь, мы здесь потому, что изменения в истории добрались до наших предков слишком поздно, чтобы помешать нашему рождению?

— Верно, если оставить за скобками вопрос, чья именно история изменилась.

— Очень хорошо, но можешь ли ты объяснить, почему мы оба стали детективами… или даже почему у нас одно и то же имя? И вот еще что: это оружие — «Юта» и «Наву Браунинг» — оба изобретены, надо полагать, Джоном Мозесом Браунингом?

— Ага, и что с того?

— Джон Мозес Браунинг не был индейцем.

— Черт тебя побери, Эд! Стоит мне только начать во всем разбираться, как ты сбиваешь меня с