По прозвищу Святой. Книга первая - Алексей Анатольевич Евтушенко

мужик лет пятидесяти с испитым лицом и шрамом над левой бровью — угрюмо молчал. Молчала и женщина, только глядела на Максима испуганными карими глазами.

[1] Пошёл! (укр.)

[2] ИИИ — искусственный интеллект-имплант.

[3] Стой! (нем.)

[4] Удостоверение, документы (нем.)

Глава девятая

Двенадцать человек — столько насчитал Максим во дворе школы. Совсем старых и немощных нет, все на своих ногах. Младенцев тоже не видать. Две девочки погодки лет девяти-десяти и мальчик, чуть постарше, лет одиннадцати. Черноволосые, кудрявые с выразительными карими глазами.

Мужчин трое. Двое пожилых (шестьдесят с небольшим, пожалуй) и один средних лет — до пятидесяти.

Остальные женщины. Две молодые, три пожилые и одна лет сорока.

Конечно же, все — евреи. С заплечными мешками, в дорожной одежде и крепкой обуви.

— Здравствуйте, — поздоровался Максим.

— Здравствуйте, молодой человек, — звучным голосом ответил пожилой тучный мужчина с крупным носом. Остальные — кто кивнул, кто пробормотал негромко «здрасьте». Настроение у собравшихся было явно нерадостное.

— Как вас зовут? — продолжил звучноголосый. — Вы не местный, иначе я бы вас знал.

— Михаэль, — сказал Максим. — Михаэль Златопольский. Я из Житомира.

— Михаэль Златопольский из Житомира. Не припомню в Житомире Златопольских. Во Львове — да, знаю.

— Знаете всех евреев в Житомире? — улыбнулся Максим. — Я, вот, например, вас не знаю.

— Меня зовут Моисей Яковлевич, — представился тот. — Меня тут все знают. Учитель истории вот в этой самой школе. Был. А теперь сам не знаю, кто, — он вздохнул и добавил тихо. — Вы, Миша, совсем не похожи на еврея. Зачем вы сюда пришли? Но теперь, конечно, уже поздно.

— Время? — мысленно спросил у КИРа Максим.

— Девять часов две минуты, — ответил тот.

Из-за угла школы появились двое полицейских.

— Всi в автобус! — махнул рукой щекастый. — Швидко, швидко! [1]

Проследовали к автобусу, залезли, расселись.

Щекастый поднялся последним. Оглядел салон, шевеля губами, пересчитал людей. Уселся, скомандовал водителю:

— Поiхали! [2]

Автобус чихнул, завёлся, тронулся и поехал прямо, никуда не сворачивая. Миновал церковь, выехал на грунтовку, запылил по полю.

— Куда нас везут? — несмело осведомилась одна из женщин — та, лет сорока. Рядом с ней тихо, как мышки, сидели две девочки, вероятно, её дочери. — Это далеко?

— Помалкивай, Майка, — буркнул щекастый полицай, полуобернувшись. — Узнаешь.

По расчётам Максима, они проехали около девяти километров на юго-восток. Впереди показался лес. Автобус переехал по деревянному мосту на другой берег очередной неширокой речки.

— Что нам делать в этом лесу? — удивился второй пожилой мужчина, поправляя круглые очки в металлической оправе. — Грибы собирать?

— Грибы, грибы, — засмеялся щекастый полицай на переднем сиденье. — Зараз доїдемо і почнемо збирати. [3]

— Мама, я боюсь, — громко пошептала одна из девочек, прижимаясь к матери.

— Не бойся, не бойся, Диночка, — мама погладила её по голове. — Я рядом, всё хорошо.

Автобус въехал в лес, потом сбавил скорость и свернул даже не на дорогу, а на какую-то слабо наезженную колею.

Пассажиры встревоженно всматривались в окна.

— Стоп! — скомандовал щекастый. — Приiхали.

Автобус остановился на небольшой поляне рядом с грузовиком, обычной советской полуторкой ГАЗ-АА.

— Вылазьте, — махнул рукой щекастый. — Речі залиште. Вони вам не будуть потрібні.[4]

— Как это — вещи оставить? — удивился пожилой в очках. — Почему?

Остальные молчали. Оставили вещи и покорно направились к выходу.

Максим, который сидел один в самом конце, незаметно вытащил из вещмешка ТТ, нож и запасную обойму. Пистолет засунул сзади за пояс, прикрыв пиджаком. Запасную обойму сунул в карман. Нож — во внутренний карман пиджака.

Четверо.

Здесь было ещё четверо полицаев с белыми нарукавными повязками и немецкими автоматами MP-40 на груди. Эти были моложе — от восемнадцати до тридцати лет. От всех четверых отчётливо несло сивухой и салом с чесноком.

Из-за машины показался немец в полевой форме СС. Молодой, чисто выбритый, с холодным прищуром серых глаз. На боку — пистолет в кобуре. В зубах дымится сигарета.

— Звание? — мысленно обратился Максим к КИРу.

— Унтершарфюрер. Командир отделения.

Их отвели к заросшему кустами оврагу глубиной около трёх метров, поставили на краю.

Все уже догадались, что будет дальше, но никто не кричал и не рвался бежать. Только тихо плакала девочка Дина, прижавшись лицом к маминой юбке, да бормотал что-то на идише пожилой еврей в очках. Кажется, молился.

Четверо полицаев с автоматами отошли на несколько шагов. К ним присоединились ещё двое, с винтовками.

Молодой унтершарфюрер стоял сбоку, спокойно докуривая сигарету. Кобура его пистолета была застёгнута.

Не нужно быть медиумом, чтобы понять, — сейчас он докурит и отдаст приказ, подумал Максим. Но мы ждать не станем.

Одним мысленно- волевым толчком он перешёл в сверхрежим и выхватил из-за пояса ТТ.

Передёрнул затвор и открыл огонь.

Ещё на корабле он освежил в памяти особенности стрельбы из ТТ, поэтому не возникло ни малейших сложностей.

Шестеро полицаев точно перед ним метрах в пяти, не больше. У всех оружие не на боевом взводе, и нужна хотя бы секунда, чтобы понять что происходит.

За эту секунду Максим успел нажать на спусковой крючок пять раз. Мог бы и шесть, но хотелось наверняка.

Пять выстрелов, слившихся в один.

Пятеро тех, кто считал себя людьми, но таковыми на самом деле не являлся, были отброшены назад на полшага и повалились навзничь в траву с одинаковыми дырочками посреди лба. Трава под их головами окрасилась кровью.

Шестой — тот самый, щекастый, успел за эту секунду наполовину сдёрнуть с плеча винтовку и даже крикнуть:

— Курва!

Это было последнее слово в его жизни.

Максим нажал на курок в шестой раз, и щекастый упал рядом со своими товарищами с точно такой же дыркой в середине лба.

Ещё два патрона, подумал Максим и навёл пистолет на унтершарфюрера.

Эсэсовец выронил сигарету (она, не торопясь, поплыла к земле, похожая на отработанную ступень ракеты) и сглотнул слюну. Максим увидел, как медленно дёрнулся его кадык, и вышел из сверхрежима.

— Bitte nicht schießen [5], — сказал унтершарфюрер и снова судорожно сглотнул. Теперь в его глазах плескался неприкрытый страх.

— Медленно расстегни кобуру и брось мне пистолет, — скомандовал Максим по-немецки. — Держи его двумя пальцами за рукоятку так, чтобы я видел. Тебе всё ясно?