Александр. Том 3 - Олеся Шеллина

форме и толщине. Мария Васильевна — женщина уже немолодая, и с лёгкой придурью… Нет, дело она держит в руках крепко, вот только со специальными заказами работает, хм, как бы это сказать…

— Я вас понял, Антон Иванович. — Я задумчиво посмотрел на него. В стекле только одна проблема — оно было тяжёлым. С другой стороны, если нет другой альтернативы, а её пока что нет, нужно пользоваться имеющимися ресурсами. Тушёнка нужна. Она очень нужна: как в армии, так и на флоте. Да и стратегические запасы на случай голода можно создавать. — Только разве у Мальцовых не было детей мужского пола? Почему производством руководит престарелая вдова?

— Потому что так составил завещание Аким Васильевич, — закатил глаза Герард. — Уж не знаю почему. Я с ним никогда не пересекался и не знаю, что за мысли бродили в его голове. Сын есть, Иван Акимович не так давно в отставку подал с ношением мундира в чине вахмистра. С ним бы, конечно, договорились полюбовно. Тем более что он готов экспериментировать. Всё секрет богемского стекла вызнать хочет. Но вот его матушка ни о каких нововведениях даже думать не желает.

— Печально это слышать, — я вскочил в седло. — Мы с её величеством попытаемся убедить Марию Васильевну не капризничать.

Все мои сопровождающие уже сидели в сёдлах, и как только я тронул поводья, Зимин отдал команду двигаться.

Дорогу за ночь замело, сейчас мы с трудом передвигались по двое. Рядом со мной оказался Киселёв. Он, как всегда, был задумчив и серьёзен. Покосившись на меня, словно хотел что-то сказать, он отвернулся и принялся рассматривать спину ехавшего перед ним Раевского.

— Говорите, Павел Дмитриевич, — обратился я к нему, — вас же сейчас разорвёт, если вы не удовлетворите своё любопытство.

— Есипов Яков Степанович говорил, что Наполеон объявил конкурс среди кулинаров на лучший способ долгого хранения продуктов. И его даже выиграл тот самый француз, предложивший сгущать молоко. — осторожно начал Киселёв. — Вот только я не слышал, чтобы во французской армии появилось что-то подобное. И я никак не могу понять, почему?

— Потому что это дорого, — ответил я, слегка повернув голову, чтобы его видеть. Киселёв был напряжён. Он кусал губы, действительно пытаясь понять. Да, из этого мальчишки выйдет толк. Не надо его выпускать из вида. — А для того, чтобы запустить производство, необходим как минимум завод. Да и сахар — очень дорогой продукт.

— А у нас будет свой сахар, довольно дешёвый, — Киселёв стукнул себя по лбу. А потом посмотрел на меня. — Вы действительно поговорите с Мальцовой?

— Конечно. Я стараюсь держать слово. Поэтому даю его редко, — и я широко улыбнулся, глядя на ошарашенное лицо Киселёва. — Пока пусть со стеклом возятся. А вообще, мне понравилась идея Наполеона. Наша Отчизна богата на талантливых людей. Вот и я тоже объявлю конкурс. Кто сумеет сделать жесть, которую мы сможем использовать вместо стекла, тот получит большую сумму, дворянство, если его нет, и беспроцентный кредит на строительство завода. На самом деле, Павел Дмитриевич, очень многое уже давно придумано. Просто по каким-то странным причинам многие вещи не нашли применения. Пора в этих залежах покопаться, не находите?

— Англичане всё равно нас опережают, — пробурчал Киселёв.

— Не во всём. — Ответил я ему. — Они так же, как и многие до них, патентуют разные интересные новинки и не дают им ход. На основании, например, что изобретатель — шотландец, или, не дай бог, ирландец. В последнем случае можно сказать, что и нет никакого изобретения. Все эти вещи очень тщательно отслеживает Воронцов Семён Романович. Он так рад, что я позволил ему остаться в его любимом Лондоне, так рад! Готов от радости великой даже заниматься таким неблагородным делом.

— Почему вы его послом не назначите? — пробурчал Киселёв. — Граф Воронцов был бы счастлив.

— Потому что он необъективен, — я покачал головой. — Он настолько сильно любит Англию, что может однажды принять её сторону в некоторых спорных моментах. Пускай лучше нам новинки ищет, возможно, вместе с изобретателями. Когда в Петербург поедем, и в Твери остановимся ненадолго, я вас, Павел Дмитриевич, с собой на бумажную фабрику возьму. Машины нам как раз Воронцов помог приобрести, вместе с изобретателем.

Киселёв замолчал. По его выражению лица нельзя было сказать, одобряет он такой подход, или не очень. Но ничего, как придёт к какому-то выводу, обязательно озвучит его, не сможет долго держать в себе.

К тому времени, как мы выбрались на тракт, дорогу немного почистили, и ехать сразу же стало гораздо веселее. Несколько раз мы останавливались на почтовых станциях, чтобы погреться, перекусить и дать отдых лошадям. В Коломенское въехали уже в сумерках.

Вернулись мы без помпы. По-моему, во дворце даже не сразу поняли, что император куда-то уезжал. Точнее, все знали, что я уехал, но, похоже, думали, что пошёл Саша по бабам-с. Ну а что такого? Жена беременная, пора уже и на сторону посмотреть. А то совсем уж неприлично получается. Поэтому все встреченные мною придворные демонстративно отводили глаза, делая вид, что всё нормально, так и надо.

Скворцов ждал меня в моих апартаментах. Он о чём-то переговаривался с Кирилловым. Последний выглядел не слишком довольным.

— Что случилось? — спросил я, глядя на их серьёзные рожи.

— Беременность Нарышкиной Марии Антоновны приписывают вам, ваше величество, — сразу же ответил Илья. — И именно с этим связывают её изгнание. А ещё все ждут, когда вы её вернёте.

— Несмотря на пожелание её величества, — Кириллов стянул с меня шинель. Делал он это, надо сказать, более ловко, чем Чернышёв. — Вот что, Илья, подай мне список придворных дам её величества Елизаветы Алексеевны.

— Сию минуту, ваше величество, — Илья коротко поклонился и выскочил из спальни, где я в этот момент обтирал тело влажным полотенцем. Кириллов в этот момент раскладывал на кровати чистую одежду. Я и зашёл сюда, чтобы переодеться. Не хотелось завалиться к Лизе потным чучелом.

Я успел одеться, и застёгивал мундир, когда вернулся Скворцов, протягивая мне запрошенный список.

— Отлично, — я развернул бумагу, пробежался взглядом, что там написано, и снова скатал её. — У нас есть ещё один такой же?

— Михаил Михайлович Сперанский всегда делает такие документы в трёх экземплярах, — ответил Илья. — И это как минимум.

— Замечательно, —