Предчувствие беды. Книга 1 - Борис Спартакович Акимов

– стальные опоры Рейха!». Буквы были метра по два высотой, с виду – железные, темно-серые, квадратные…

– Андрей, не пугайся, – нарушил тишину Павел, перехватив его взгляд. – Во-первых, буквы из фанеры, а во-вторых, единственная опора Рейха, да и та шаткая, это наше любимое гестапо. То есть, пардон, эсэнбэшники.

– Точно, – вмешался мужчина в коричневом свитере, сидевший слева от Андрея. – Наша партия – это давно уже компания старых маразматиков либо карьеристов, а армия – куча дармоедов.

– Все-таки я не понимаю, – Андрей благодарно кивнул, принимая из рук соседки справа миску с салатом, – для кого они эту надомную пропаганду пишут?

Гости рассмеялись, мужчина в свитере хмыкнул:

– Так нельзя сказать – надомная. Надомная – бывает работа, а пропаганда бывает монументальная. А пишут они ее, Андрей Петрович, для себя, потому что с такими большими буквами на каждой крыше им не так страшно.

– Ерунда, Ванюша! – врезался мужчина в пиджаке, сидевший в дальнем конце стола. – С чего бы им бояться? Не путай гостя, ему в наших делах и так разобраться сложно. Они эту монументальную пропаганду строят для быдла, потому что быдло всему верит.

Андрей знал по опыту, что едва в разговоре появляется это самое быдло, как не миновать громкой ссоры, иногда и до драки доходило, поэтому сказал быстро и громко:

– Меня учили, что между первой и второй…

– Правильно! – закричал Павел. – Петр Сергеевич, разливайте на вашем конце!

– Значит, вы знаете пословицу, – удовлетворенно отметил пиджак, – между первой и второй перерывчик небольшой.

– Чтобы комар не пролетел! Первый промежуток не превышает двух минуток! – посыпались варианты.

– Господа, мне вчера рассказали гениальный вариант, – сказал свитер, но его не слушали.

– За что пьем?

– Мне не наливайте!

– Дайте рассказать, – кричал свитер и, добившись наконец относительной тишины, изрек: – Между первой и второй надо обязательно успеть выпить еще одну!

Общий хохот был ему наградой, рюмки взлетели, все норовили чокнуться со всеми: пили второй тост, который произносился редко, но который все знали. Тост звучал: «Чтоб они сдохли».

– А кто этот Рорбах? – спросил Андрей, закусывая. – Ничего о нем не знаю.

– Да был такой, – отмахнулся Ковалев. – Считал Россию искусственным государством, говорил еще до Первой мировой, что ее можно и нужно разделить – как апельсин на дольки – на исторические и национальные области. Мол, это можно сделать бескровно, не разрезая и не раня, потому что дольки, мол, просто сложены друг с другом и ничто их вместе не держит.

– И что за области? – спросил Андрей.

– Точно не помню, по-моему, обычные: Финляндия, Польша, Бессарабия, Прибалтика, Украина, Кавказ, ну, Туркестан еще, кажется.

– Ну что ж, – хмыкнул Андрей, – если сюда добавить еще и НР с ДР – получится почти современная карта. Ваш Пауль как в воду глядел…

– Думаешь, нам приятно жить в переулке имени этого негодяя? – возмутилась Маша. – Какое было милое название – Новопесковский… И кому мешало?

– Им же все надо переименовать!

Разговор постепенно переставал быть общим, стол дробился на пары и группки, все говорили одновременно, и над столом воцарился тот ровный дружелюбный гул, который так любят слышать хозяева и который неопровержимо свидетельствует: вечер пошел, гостям хорошо.

– Как вам нравится последнее решение Басманного суда?! – возмущенно кричал свитер. – Полицейский, застреливший прохожего, арестован и осужден. Но суд принял аргументы МВД, отказавшегося платить компенсацию жене, так как – цитирую – «работник органов правопорядка, совершивший преступление, в момент совершения преступления перестает быть работником органов правопорядка, и следовательно, МВД не несет ответственности за его действия». А?!

– Да, изящно, – сказал пожилой. – Налить вам еще, Андрей Петрович?

– Андрей, – полная дама, сидевшая рядом с седоватой и худощавой подругой, повернулась к Андрею, прервав явно очень увлекательный разговор, – вот у вас квартира сколько метров?

– Метров? – переспросил Андрей.

– Ну, квадратных метров.

– Не знаю, – растеряно сказал Андрей, – много наверное.

– Ну, как можно не знать? – вспыхнула соседка. – Вы же квартплату с метража платите?

– Кварт… а, налог! – догадался Андрей. – Нет, с полной стоимости.

– Ну, все равно. Сколько метров, хоть примерно?

Андрей представил себе свою квартиру, мысленно сравнил с той, в которой сидел…

– Ну, больше этой… наверное, раза в четыре… или в пять.

– Вот, видите! – торжествующе сказала соседка, непонятно к кому обращаясь. – Конечно, когда у них квартиры по двести метров!

И правда, Андрей никогда не мог понять, как западные ухитрялись жить в такой тесноте. Даже двигались они как-то по-другому, скупо и экономно, поворачиваясь боком, огибая и проскальзывая между, используя полностью весь небольшой объем свободного места. Стенные шкафы, ящики в диванах и табуретках, углубления в стенах, все, чтобы увеличить объем, использовать до конца площадь, втиснуть и втиснуться. Андрей почему-то вспомнил, как он впервые встретился с Дитером и как тот достал бутылку из дивана. «Консультация!»

В тот раз – это было лет пять назад – Андрей приехал в Москву без особого даже дела, скорее по привычке, хотя и изображал перед отъездом необычайную озабоченность, хлопотал и ходил нахмурившись. (Лева, мгновенно разглядев наигрыш, спросил, ухмыляясь, уж не завелась ли у Андрюшеньки в Москве пассия… Впрочем, подобными игривыми вопросами он сопровождал все поездки Андрея и в Москву, и в любые другие города.) В поезде, правда, Андрей признался самому себе, что поехал, просто потому что мог поехать. За полгода до того он получил, наконец, долгожданную и вожделенную пятилетнюю многократную визу. Другие вот не могут, а его, Андрея, пускают в НР сколько угодно – просто сел в поезд и наутро оказался в Москве.

В институте он, как обычно, первым делом зашел к директору, был встречен и обласкан, вручил обычные сувениры, и там, между делом, директор попросил его об одолжении. Дескать, есть такой Дитер Васильевич Лобанов, из тех самых Лобановых, немолодой уже человек, так вот не может ли Андрей заехать к нему домой для консультации и заодно передать важное письмо? Андрей согласился, хотя фамилию эту слышал впервые, из каких таких тех самых – не понял (не может ведь быть, что из тех самых?), и что за консультация такая – постеснялся спросить. Поехал, предварительно позвонив и получив по телефону подробные инструкции, как добраться.

Лобанов жил на юго-западе Москвы, в двух шагах от метро «Бородинская», в симпатичном кирпичном доме. Дом этот, пятиэтажный, желтоватого кирпича, стоял, полускрытый густой зеленью, и явно выделялся среди соседних – высоких, белых и бетонных. Дом явно относился к категории улучшенной планировки и пониженной этажности – термины, которые Андрей уже успел усвоить, знанием которых гордился и про которые знал, что они означают некоторую выделенность их обитателей из общей массы. То есть явно непростой человек был господин Лобанов, раз жил в кирпичном доме