Шайтан Иван 6 - Эдуард Тен

и фуражом для лошадей, двадцать пять верховых. С такой оравой — куда спокойней.

Глава 11

Петербург. Кабинет Шефа жандармского корпуса генерала Бенкендорфа.

Генерал Бенкендорф перебирал вчерашнюю почту, доставленную с Кавказа нарочным. Вестей было так много, что он не знал, как распределить их по степени важности перед завтрашним еженедельным докладом государю. Известия не радовали.

Из рапортов Куликова и полковника Лукьянова следовало, что тыловые службы Кавказского корпуса буквально опутаны паутиной коррупции и казнокрадства. Масштабы поражали, схемы воровства были отлажены до мелочей.

Особую тревогу вызывало дело полковника, графа Иванова-Васильева. Арестованный по обвинению в торговле оружием, присвоении сорока тысяч казённых рублей и даже государственной измене, полковник Лукьянов настойчиво просил не спешить с выводами. Сам Куликов в рапорте с тревогой отмечал: есть подозрения, что обвинение подстроено умышленно, а документы — сфальсифицированные. Действия действительного статского советника Велибина, прибывшего во главе военно-судебного установления, в основе своей справедливы, но слишком поспешные и непоследовательные. В докладе полковника, графа Иванова — Васильева изложено подробное описание боя случившегося в сентябре между отрядом Султана и Хайбулы, которого поддержали пластунский батальон и отдельные сотни казачьих полков и две сотни тверских драгун. Приведены подтверждённые данные о потерях противника и наших потерях. Бенкендорф прочитал копии рапорта начальника линии генерал-лейтенанта Мазурова и атамана Кавказского казачьего войска Колосова. Потери противника преувеличенны в два раза.

— Если бы наши противники несли такие потери, то не кому было бы воевать с нами.— усмехнулся генерал своим мыслям.

Впрочем, хоть какая-то отрада. Предпринятые полковником Ивановым-Васильевым шаги по заключению мирного договора с Хайбулой вселяли определённый оптимизм в этом направлении.

В кабинет вошёл Дубельт.

— Здравия желаю, ваше высокопревосходительство!

— Здравствуйте, Леонтий Васильевич! Каковы ваши соображения насчёт докладов полковника Лукьянова и Куликова?

— Ничего нового, Александр Христофорович. Стоит лишь свести воедино доклады полковника Баровича за последние два года — всё сходится. Казнокрадство велось системно и с размахом. Все нити, судя по всему, ведут к статскому советнику Анукину, ближайшему сотруднику обер-интенданта Смолина. Что до самого генерала Смолина — прямых доказательств его причастности нет, лишь косвенные улики. Все арестованные держат круговую поруку. Анукин же наотрез отказывается признать своё участие в хищениях.

— И о каких суммах идёт речь? — перебил Бенкендорф.

— Не менее четырехсот тысяч рублей, — отчеканил Дубельт с ледяной точностью.

— Однако! — не сдержал изумления Бенкендорф. — А справки на Анукина наводили?

— Так точно, ваше высокопревосходительство. Происхождения мелкопоместного дворянина Владимирской губернии. Владения: поместье скромное, за ним сто пятьдесят душ. Отец — покойный отставной майор, Прохан Иванович Анукин. В семье: старший брат — Василий, сестра — Варвара (ныне в замужестве Стрельникова). Интересующий нас субъект — младший. Окончил юридический факультет Императорского Московского университета. Начал службу в интендантстве Московского округа. Дослужился до титулярного советника. Пять лет назад переведён в Кавказский корпус на вакансию начальника финансового отдела. Три года спустя удостоен чина статского советника. По формуляру — везде аттестован отменно. Отмечен: орденом Святого Станислава 3-й степени и малой золотой медалью «За заслуги перед отечеством».

— По документам выходит беспорочный службист, отмеченный наградами, — задумчиво протянул Бенкендорф. — Каково его нынешнее состояние?

— Два года назад приобрёл небольшое именье в Крыму, на двухстах десятинах. Перевёл туда двадцать пять крестьянских семейств, разбил виноградники. В своё время оформил отказную от доли в отцовском поместье в пользу брата Василия. Взамен сей уступки брат обязался нести все расходы по его обучению и содержанию в Университете.

— Виноделием задумал заняться после отставки? — язвительно усмехнулся Бенкендорф. — Благопристойное занятие… А что до обер-интенданта Смолина?

— Тут дело куда как проще и вместе с тем сложнее, — уклончиво ответил Дубельт.

— Извольте пояснить, Леонтий Васильевич, — взглянул на него требовательно Бенкендорф.

— Я вам докладывал ранее, обер-интендант Смолин приходится родным братом супруге господина Начальника интендантской службы военного министерства, генерал-интенданта Лукомского, Григория Михайловича.

— Да, припоминаю… — Бенкендорф откинулся в кресле. — Весьма интересно… Весьма. И что вы полагаете, Леонтий Васильевич, касательно сих новых обстоятельств?

— Полагать — ваша прерогатива, Александр Христофорович, моя же — исполнять приказания, — отчеканил Дубельт.

Бенкендорф тихонько рассмеялся. — Полноте, Леонтий Васильевич, лукавить да корчить из себя тупого служаку. Отвечайте мне как начальник штаба.

— Даже помыслить страшусь, какую бурю негодования поднимем мы в военном министерстве! — горько усмехнулся Дубельт. — Нас осыпят градом обвинений, будто покушаемся оклеветать честного служаку, положившего здоровье на алтарь служения трону и отечеству. Государь император милостиво пожурит — и оскорблённый Смолин подаст в отставку, дабы покоиться в своём имении на ворованные капиталы. Или отбыть за границу — поправлять пошатнувшееся здоровье на европейских водах.

— Прогноз весьма предсказуем, Леонтий Васильевич, — отчеканил Бенкендорф, — но исход зависит исключительно от того, как мы обернём дело обер-интенданта Смолина. Вы собрали сведения по генералу Лукомскому?

— Так точно, Александр Христофорович, как вы указывали, тайно и деликатно. Материала хватает. — Пояснил Дубельт.

— Государь ныне пребывает в решительном настроении. Особую нетерпимость к казнокрадству питает цесаревич Александр. Поскольку государь поручил ему курирование дел Кавказского округа, надлежит ознакомить его высочество с ходом нынешних расследований. Леонтий Васильевич, безотлагательно подготовьте особый доклад для его высочества с вашими соображениями. Открывать же все карты — пока не время.

— Слушаюсь, ваше высокоблагородие. — Дубельт вышел.

На следующее утро, ровно в десять, Бенкендорф вошёл в кабинет Императора.

— Здравия желаю, Ваше Императорское Величество!

— Здравствуйте, Александр Христофорович. Чего изволите докладывать? — спросил государь.

Цесаревич Александр, как обычно, сидел слева, чуть позади государя, внимая еженедельным докладам Бенкендорфа. Он редко вступал в беседу, задавая вопросы лишь о неясных деталях. Однако, когда генерал перешёл к результатам расследования казнокрадства и хищений, цесаревич насторожился. А при упоминании об аресте полковника, графа Иванова-Васильева, лицо Александра выдало тревогу.

— Возможно ли сие, Александр Христофорович? — не выдержал цесаревич. — Обвинения на полковника возведены тяжкие: не только хищение казённых сумм, но и… измена государю!

— Воистину, Александр Христофорович, — нахмурился император, — велибинское следствие что-то уж больно круто закрутило…

— Ваше Величество, представлены лишь следственные материалы. Окончательный суд — прерогатива Главного военного суда. Подробности изложены в рапорте. Ваше Величество, согласно высочайшему повелению, контроль за делами Кавказского округа возложен на его императорское высочество. Благоволите ли разрешить представить ему особый доклад?

Николай кивнул. — Ознакомься, Александр, и доложи мне своё мнение.

— Слушаюсь, Ваше Величество, — отвечал цесаревич,