Японская война 1905. Книга 7 - Антон Дмитриевич Емельянов

– Или враг все же обманулся? – Деникин, который тоже ходил на эти чаепития, не удержался от легкого намека. – До этого генерал не раз водил за нос всех наших неприятелей.

– Ну полно вам, – Бергманн засуетился. – Все-таки одно дело – обмануть кого-то перед сражением, когда вдали от городов и сторонних глаз есть возможность сохранить тайну. А тут же все на виду! Те транспорты, на которые японцы перекупили фрахт у Рожественского. Или торговые корабли, которые якобы арендуются для отправки новых партий водорослей. Даже я заметил, что они приплывают к нам и как будто случайно задерживаются на целые месяцы.

– А у меня есть доля в Безобразовских концессиях в Корее, – заметил еще один офицер. – Так нам после войны вернули собственность, и сейчас почти весь лес выкупают или Макаров, или Сацума. Я, конечно, рад, прибыль получается неплохая, но... Это ведь тоже неспроста.

Так, за разговорами, полчаса и пролетели совсем незаметно. После этого княжна начала собираться: больных было немного, и врачи вполне могли обойтись без ее участия, но привычка – вторая натура. А вслед за хозяйкой поднялись и остальные. Корнилов хотел снова поговорить по душам с Деникиным, но тот отошел в сторону с тем самым недоверчивым офицером, которого, как оказалось, звали Карл. И даже титул имелся – финский фрайхер, то есть барон.

В любой другой день Корнилов бы тоже с радостью присоединился к явно интересному разговору, но сегодня его ждали в еще одном месте. Неожиданно, но Огинский попросил Лавра Георгиевича о личном разговоре и ждал его к девяти утра прямо у себя дома. Пришлось ловить извозчика.

– Николаевская, 221, – Корнилов назвал адрес и на следующие двадцать минут оказался погружен в целый ворох последних сплетен.

Вообще, дорога обычно занимает гораздо меньше времени, но с утра слишком многие спешат на работу, и быстро ездить никак не получалось.

– Побыстрее бы трамваи запустили, – извозчик тоже этого коснулся. – Люди на них пересядут, и снова можно будет разогнаться. А то чем дальше, тем больше кажется, что у меня не лошадь, а черепаха. Правда, говорят, что скоро лошадей в центре и вовсе запретят – чтобы какашки с дороги не убирать. А то пахнет якобы! Но так от машин же пахнет еще больше! Конечно, если прям все, даже ваши благородия на трамваях ездить станут, то, конечно, чище будет. И тише. Но ведь не станут. Впрочем, если генерал решит, то он-то и заставить может. А совсем уж важных людей иногда и потерпеть можно.

Корнилов не удержался:

– И кого бы вы не стали заставлять ездить вместе со всеми?

– Ну, – извозчик явно не привык, что ему отвечают, и сначала растерялся. – Думаю, 1-й и 2-й класс по табели о рангах могут машины использовать. Да даже 3-й и 4-й тоже: все-таки генералы, как с ними иначе. А вот те, кто ниже – если сами по себе, путь с народом едут, а если по заданию, то можно и машину, но опять же не личную, а от полка или дивизии. Чтобы не злоупотребляли.

Корнилов, который сначала принял извозчика за одного из ветеранов, понял, что ошибся. Этот был явно из бывших интеллигентов, которые раньше в народ ходили, потом губернаторов взрывали, а теперь все чаще появляются в Маньчжурии, словно в поисках какого-то своего Эльдорадо.

Тем временем они доехали до места, Корнилов расплатился, добавив целый рубль за храбрость и интересный разговор, а там его заметил Огинский и даже помахал рукой из окна. Внутри дома Алексея Алексеевича неожиданно оказался настоящий хаос. Все слуги бегали туда-сюда, а в кабинете самого поручика на полу оказался огромный чемодан чудовищно рыжего цвета.

– Куда-то уезжаете? – спросил Корнилов, пытаясь понять, что же это все может значить.

– Мне пора взяться за дела на месте, – Огинский бросил на своего гостя быстрый взгляд. – И, соответственно, мне нужен кто-то, чтобы присмотреть за делами уже здесь.

– Разве вам это нужно обсуждать не с Глебом Михайловичем? – что-то внутри Корнилова дрогнуло.

– Полковник Ванновский возьмет на себя все мои внешние контакты, – спокойно ответил Огинский. – Но мы же оба понимаем, что он просто не сможет работать с делами внутренними.

Корнилов кивнул. Они были дружны с Ванновским, тот прекрасно поставил снабжение и организацию работы их службы, умел найти нужных людей для каждого дела, но в то же время был у него и существенный недостаток. Он не умел снимать белые перчатки. Грязные дела, недоверие к своим – Глеб Михайлович занимался этим только когда не было совершенно никакого другого выхода, и в свое время с радостью скинул все эти дела на Огинского, даже и не подумав спорить с выбором Макарова. И вот...

– Почему я?

– Вам тоже приходилось пачкаться, – просто ответил Огинский. – Лично я знаю два случая, когда вы, выбирая между тем, чтобы вытащить раненого товарища, или доставить информацию, которая может стоить наступления, ни разу не сомневались.

Сомневался. Кулаки Корнилова сжались, когда он вспомнил рядового Синицына и фельдфебеля Абаева – тех, кого ему пришлось лично застрелить, потому что вытащить их тихо не было возможности. А оставаться с ними значило поставить под риск жизни тысяч солдат.

– Я мог не убивать их... – словно назло самому себе возразил Корнилов.

– Я, как и вы, проходил курсы первой помощи и тоже знаю, с чем человек сможет выжить, а с чем будет только мучиться.

– Некоторые в таких случаях просто оставляют пистолет.

– А самоубийцы не попадают на небеса, – Огинский снова нахмурился. – Кажется, вам бы поговорить на эту тему со своими друзьями, не со мной... Мы же с вами не настолько близки.

– Это правда.

– Но именно вам бы я смог доверить свои дела, пока меня не будет, – Огинский открыл сейф, вытащил папку и подвинул ее к Лавру Георгиевичу. – Тут коротко расписаны основные фигуранты, которых мы сейчас ведем. Попрошу посмотреть, не вынося из дома, и впредь работать по моим делам именно здесь.

– Почему?

– Охрана, режим пропусков. Я натаскивал людей именно на это помещение, думаю,