Военный инженер товарища Сталина 2 - Анджей Б.

на помощь. В рекордно короткий срок катапультировались к забору. Там зияла пробоина. Кусок арматуры едва не сшиб мне затылок. Просвистели осколки. Машинально бросил взгляд в небо. Нет. Явно не артиллерия. Где-то там, в вышине, открывались автоматические корзины моих разработок. Десятки роев рвали снарядами землю. Моя технология будущего двинулась воздушной массой на Берлин — чего и боялись в окружении Гитлера.

— В подъезд! — скомандовал Борька.

Оказывается, все мысли пронеслись в голове в то время, как я машинально мчался за ним сквозь разруху. Завалы подъездов зияли черными дырами. Уже начинало смеркаться. Отдуваясь и кашляя, мы вжались в какую-то арку. Пришлось отдышаться.

— У-ух и грохнуло, бля… — восторженно выдал Борька. — Теперь надо где-то укрыться.

Высунул харю наружу. Мимо промчалась с мигалками машина пожарников. Выли сирены. Из раструбов мегафонов вещал голос Геббельса. Пропаганда работала во всю мощь. Где-то в подъезде с грохотом обвалился кусок штукатурки. Почтовые ящики сорвало с петель. Теперь под ними валялись клочья каких-то бумаг. По дороге промчался грузовик, полный солдат.

— Завалы прибыли разбирать, — Борька вторично высунул рожу. Глянул на улицу. — Машины с жандармами. Тут не пройти.

— А подъезд? — озарила меня догадка. — Подъезд должен быть проходным. Их много в Берлине.

— Откуда знаешь, лишенец?

— Готовили план с Королёвым. А Гранин нам помогал, — стал разъяснять скороговоркой, перекрывая гул прилетов. — Здесь, в центре, почти на всех улицах проходные дома.

— Тогда рванем через них! — потащил мой помощник. — Укроемся на ночь в развалинах. Жандармы с гестапо туда сунутся только днем. А мы переночуем, наметив план на завтра.

— Ты в своем уме? Мы же без документов, без одежды, без еды. И язык немецкий не знаем. Ни аусвайса, ни хлеба с водой.

— А тебе лучше в лапы Гиммлера, Саня? Что тут загребут, что костоломы в гестапо. Те же яйца — вид сбоку.

И то верно. По сути, если так посмотреть, у нас больше шансов укрыться в подвалах. Но что дальше? Два русских пленника на весь чертов Берлин!

— Может, какие подпольщики нас укроют, — с сомнением предложил Борька. — Глядишь, и к партизанам потом переправят.

— Откуда тут партизаны, балбес? Мы же в Берлине. Партизаны остались в лесах.

— Я имею в виду немецких. Не все же нацисты, верно? Есть и мирные жители. Видал, сколько в окнах белых тряпок развесили? Уже не боятся жандармов. Готовятся к сдаче.

Он на секунду задумался, впиваясь взглядом в улицу. Там уже разгрузились солдаты. С ведрами, шлангами и лестницами примкнули пожарные. Клубы дыма валили из всех закоулков. Сами жители хватали лопаты, разгребая завалы.

— Где ты отыщешь таких, кто бы нас спрятал? — с сожалением обвел я взглядом пустые пролеты подъезда.

— Надо махнуть к тем домам, где висят эти самые белые ткани. Как флаги капитуляции, усек? А потом, когда встретим кого-то из жителей, так ему и представимся. Мол, тары-бары, мы есть русиш плен. Бежать от гестапо. Тыры-пыры, помогите, люди добрые. Мы о вас, мол, расскажем товарищу Сталину. И все дела.

— Какой нахрен Сталин?

— Ну, или на худой конец — Жукову.

— А Жуков причем?

— Ну, он же прёт на Берлин? Верно? В его подчинении фронта сейчас мы находимся? И мы, и наше КБ, и Гранин с Ильей Федоровичем. А там Королёв, Ильюшин…

— Достаточно! — махнул я рукой. — Будто без тебя не знаю, кто в нашем КБ обитает.

Пререкаясь, таким образом, мы добрались до следующей улицы. Потом был еще подъезд. И еще. И еще…

Пока не ввалились во двор с разбитым фонтаном. Борька присвистнул, переводя дух:

— Гляди, черт окаянный. А утки откуда?

Отплевываясь гарью и пылью, я вытаращил глаза, как и он. И, о чудо!

В заваленном обломками пруду, почти под фонтаном, в кучку сбились десяток перепуганных птиц. Две из них бились крыльями, запутав лапы в кусках искореженной арматуры. Рядом валялась оторванная сеть дирижабля.

— А вот и ужин для нас! — загорелись глаза Борьки. — Разведем огонь в развалинах. Поджарим. Нажремся от пуза. И поспим, мать его так!

И глазом моргнуть не успел, как мой отважный помощник, подкравшись, кинул кусок сети на птицу. Остальные с гвалтом вспорхнули. Я еще продолжал ошалело моргать, а он уже вернулся, держа в руках трофей. Одним махом свернул шею птице. Я проглотил комок величиной с Бразилию. Уж больно жалко стало невинную жертву.

— А хавать-то хочется, — подмигнул мне, будто читая мысли.

Выглянули наружу. Двор был уютным когда-то. Сейчас он был похож на руины. Трехэтажные дома смотрели на улицы дырами взрывов. Где-то в развалинах, в сотне метров от нас, копошились жильцы. Тут и там догорали очаги пожаров. Валялись игрушки. В одном из домов надрывался ребенок. Лишенные крова катили коляски со скарбом. В укромном углу погорельцы составили вместе несколько бочек. Залили водой. Таскали ведра и шланги. Жандармы не заходили в эту часть квартала. Быстро темнело. Пора было и нам подыскать место ночлега.

— Давай, сюда вот… — увлек меня в соседний подъезд мой напарник. — Охрана не дремлет, Саня! Спасаю тебя для будущих поколений! — и хохотнул от души.

Прошли пару развороченных вдребезги комнат. Наткнулись на рояль девственно белого цвета. Борька застыл в изумлении.

— Ща Шопена этим гадам сыграю, — потыкал он пальцами в клавиши. Получился «Собачий вальс».

Поднялись пролетом. Заглянули на второй этаж. Двери распахнуты настежь ударной волной. Одна слетела с петель. Из квартиры с шипением выскочил кот. Пригнул уши, рванул под ногами, аж Борька присвистнул. Развернувшись, учуяв запах свежей утятины, присел. Замяукал.

Прошли мимо спальни. Потом коридор и уборную — в обратном порядке. Борька издал смех:

— Оба-на! Саня! А у них тут приспособления какие-то сидячие. И веревка сверху.

Я глянул через его плечо.

— Дурында! Унитазов что ли не видел?

И тут одернул себя, сообразив. А когда он их видел? И где? Простой тракторист колхоза. С рождения ходил в туалет во дворе. Я глянул еще раз. Да и унитазом это сиденье можно назвать лишь с большой натяжкой.

— Дерни веревочку, братец, — схитрил я.

— И что будет?

— Увидишь.

Борька и дернул. А когда дернул — отскочил с перепугу. Из бачка с бульканьем устремилась вода.

— Чё за… — выдавил он ошалело. — Чё за хрень?

— Цивилизация! — отчетливо,