Я – Товарищ Сталин 2 - Андрей Цуцаев

class="p1">— Господин Соколов, ваш груз — спасение для Эфиопии. Разведка доносит: Италия собрала 200 тысяч солдат в Эритрее, 3000 танков L3/35, 150 самолётов Caproni. Их химическое оружие — это большая угроза для нашего народа. Но Британия и Франция прислали ноту протеста, они следят за Джибути. Если они закроют порт, мы останемся без оружия.

Соколов сказал, поправляя ворот рубашки:

— Москва предложила Лондону и Парижу антигерманский пакт. Ждем их решения. Используйте горные тропы через Аваш, наши советники помогут. Нужны склады для патронов и 10 радиостанций для связи.

Селассие кивнул, его пальцы сжали подлокотники трона:

— Мы подготовили склады в Дыре-Дауа и Хараре. Мои воины, 100 тысяч человек, готовы, но их винтовки устарели. У них Mannlicher 1890 года. Ваши пулемёты и инструкторы дадут нам шанс. Но народ боится. Еще их пропаганда старается: итальянские самолёты сбрасывали листовки, обещая «цивилизацию».

— Ваше величество, СССР не допустит падения вашей страны.

После аудиенции Соколов осмотрел город. Аддис-Абеба кипела жизнью: рынки, где женщины в белых шалях торговали кофе, тефом и специями, гудели голосами. Уличные проповедники в длинных рясах читали Библию на амхарском, дети играли с деревянными копьями, а в воздухе витал запах жареного мяса и эвкалипта. Но за фасадом жизни скрывалась тревога: крестьяне в горах шептались о «белых дьяволах» из Италии, а старейшины вспоминали битву при Адуа 1896 года, где Эфиопия разбила итальянцев.

На следующий день, Соколов посетил тренировочный лагерь в 20 километрах от столицы, у подножия гор Энтото. Эфиопские воины, в льняных туниках и сандалиях, обучались стрельбе из винтовок под руководством советского инструктора Михаила Ковалёва. Ковалёв кричал:

— Цельтесь в грудь! Стреляйте очередями!

Эфиопские солдаты, молодые мужчины из племён Амхара и Оромо, сжимали винтовки, их лица были напряжены. Соколов заметил: некоторые боялись, но у многих глаза горели решимостью.

Соколов, гуляя по Аддис-Абебе, видел, как город готовится к войне. На рынке Меркато женщины плели корзины для патронов, мужчины точили копья, а священники в церквях, вырезанных из красного туфа, молились за победу. Уличные певцы, аккомпанируя на краре, пели о Менелике II, разбившем итальянцев. Но в глазах людей читался страх: слухи об итальянском газе, применённом в Ливии, доходили до горных деревень. Селассие, выступая перед народом на площади, говорил:

— Наша земля — земля Бога. Лев Иуды не падёт. Мы примем помощь наших советских друзей и разобьём врага.

Толпа, размахивая копьями, кричала: «Тафари! Тафари!»

Селассие, стоя на балконе дворца, смотрел на холмы, где солнце золотило эвкалипты. Италия была тучей, нависшей над страной. Он вспоминал Адуа, победу деда, но знал: танки и газ изменили характер войны. СССР дал надежду, но Британия и Франция могли помешать и нарушить все планы. Его народ верил в него, как в посланника Бога, но он чувствовал страх. «Я не подведу, — шептал он. Ради страны, ради предков».

Глава 8

29 июля 1935 года Мария Лебедева сидела в кафе «Kranzler» на Унтер-ден-Линден. Ее встречи с Кохом были все чаще, и она чувствовала, что еще немного и Кох выведет ее на что-то очень важное. Но нельзя было забывать об осторожности. Кох был не дурак. Паранойя в ее профессии была постоянным спутником. Нельзя было исключать, что немцы ее проверяют. Каждый шаг был словно по минному полю. И всего одна ошибка могла решить ее судьбу.

Воздух в кафе был пропитан ароматом свежесваренного кофе, сливочных пирогов, сигарного дыма и духов с нотами жасмина. Подполковник Вернер Кох, заказал бутылку, своего любимого, рейнского вина и тарелку сыра с орехами. Его глаза, обычно холодные, как сталь, смягчались, когда он смотрел на Марию. За последние недели он всё больше доверял ей, приглашая на прогулки по Тиргартену, устраивая ужины в ресторане «Adlon», где подавали жареную утку и шампанское, они так же вместе сходили в Staatsoper на «Зигфрида» Вагнера. Его откровенность росла все больше, но Мария не расслаблялась: каждое его слово могло быть проверкой.

Кох, отпивая вино, улыбнулся:

— Хельга, ты так не похожа на всех этих берлинских женщин. Они, эти столичные штучки, такие… он задумался: — они все пустышки, думают только своих платьях и украшениях. А в тебе видна душа, в тебе есть какая-то загадка. Но мы с тобой редко можем поговорить. У тебя работа, я тоже постоянно занят. А хочется, иногда, просто поговорить по душам, с человеком, который близок тебе по взглядам. Расскажи о себе поподробнее. Где ты росла?

Мария, ответила, скрывая диктофон в сумочке:

— Герр Кох, я из Гейдельберга, я уже рассказывала вам. Мой отец был библиотекарем, и я часто приходила к нему на работу после школы. Я любила книги, много читала, я мечтала увидеть Париж, Рим. Мне хотелось быть героиней приключенческого романа. Каждый раз, засыпая ночью, я представляла себя героиней прочитанной книги. И я путешествовала во снах, по этим сказочным городам и странам, по выдуманным мирам, в которых мои способности были безграничны.

А вы? Вы так мало говорите о своем детстве, все больше разговоров о текущих делах. Расскажите о Мюнхене, о том, как вы жили с родителями, когда были маленьким. Вы как-то упоминали вашу маму в разговоре, но так и не успели мне подробно рассказать.

Кох посмотрел на нее, его лицо оживилось, голос стал теплее:

— Ох, Хельга. Мюнхен. Мюнхен — это мой милый дом. Там остались мои лучшие воспоминания. Я часто вспоминаю, как мама по воскресеньям пекла штрудель с яблоками, и запах ванили наполнял кухню. Как я любил такие дни и ждал их всю неделю.

Мой отец был офицером в армии кайзера, я помню, как он учил меня фехтовать в саду. Он был строгим человеком, но он любил свою жену и нас, своих детей. У меня был брат, Курт. В 1918-м я потерял его на той проклятой войне. Он был младше меня, ему было всего 19. Тогда я поклялся: Германия не должна пасть снова. Версаль оказался для всех нас ножом в спину, теперь вся надежда на фюрера, что он выведет Германию к величию.

Мария, посмотрела на него, поправляя серьгу:

— Вы так преданы нашей стране. Это похвально. Вы настоящий патриот и офицер. Но я мало разбираюсь в политике. Я слышала о пакте с Италией и Японией. Это тоже наш шаг к величию?

Кох, понизив голос, оглядел зал, где официанты в белых перчатках разносили блюда:

— Ты любопытна, Хельга. Но я доверяю тебе. Генерал Манштейн