Целитель #07. Послание лекаря Олександра - Валерий Петрович Большаков

знаю его самого? — скривил губы Аидже.

— Он далеко, очень далеко… Да и с чего ты взял, что интересен ему? — насмешливо сощурился белый. — Разве ты замечаешь каймана на отмели? Или броненосца, роющего нору?

Целитель отложил весло.

— Будем говорить в Пайтити, — выдавил он, опуская тяжелый лодочный мотор.

«Ямаха» взревела, оглашая механическим рыком оба берега, и пирога понеслась по глади вод, задирая острый нос.

Вечер того же дня

Зеленоград, аллея Лесные Пруды

— Ты не спишь? — зашуршала одеялом Рита.

— Не-а, — вытолкнул я, наблюдая, как колышется тюль на сквозняке. Через открытую форточку доносились еле слышные шумы с далекой Сосновой аллеи, и смутные голоса загулявших соседей.

Поворочавшись, девушка навалилась на меня в своей великолепной манере, и мои руки тут же притиснули теплое, гладкое и шелковистое.

— Всё думаешь об этом… повышении? — вымолвили Ритины губы. — М-м?

— Угу… — дрогнул я улыбкой, запуская пальцы в девичьи волосы.

Рита умиротворенно вздохнула, укладывая голову мне на грудь, и водя ладошкой по моему плечу.

— Хочешь на заочное перейти? — пробормотала она.

— Да наверное… Иначе не продохнуть. Не ночью же толкать прогресс!

— Не-е! Не-е… Ночью спать надо, — девушка хихикнула, елозя бедрами.

— Поспишь тут с некоторыми… — пробурчал я, благодушествуя, и мой рот тут же запечатали сухие горячие губки.

Стиснув пищавшую Риту, я перевернул ее на спину, с приятностью ощущая, как вздрагивает подо мной сильный животик, напрягаясь, и податливо опадает, а девичьи коленки сжимают мои бока.

— Миленький… — сорвался жаркий шепот. — Родненький…

На полчаса мы выпали из реальности.

* * *

Лунный свет падал на колыхавшийся тюль, и чудилось, что в форточку вытягивается, завиваясь, сизовато-голубой дымок. На улице было тихо, лишь на грани слышимости наигрывала музыка. Хорошо…

— Тебе хорошо? — разморено улыбнулась девушка, уловив мой настрой.

— Очень, — честно признался я.

— И мне…

Я сгреб в охапку свое сокровище, оно угомонилось, притихло, и мы уплыли по волнам сна.

Четверг, 3 ноября. Вечер

Москва, улица Новочерёмушкинская

Маша Шевелёва никогда не считала себя красавицей, даже к хорошеньким свою персону не причисляла. Обычная девчонка. Ну, хоть не страшненькая, и то хорошо.

Светка была куда более оптимистично настроена, хотя тоже самооценку не завышала. Да и как? Они ж близняшки!

Впервые ее убежденность в своих ординарных внешних данных поколебал Миша. Тогда еще, на дне рождения. Ему исполнилось шестнадцать, и она пришла вместе с обеими признанными красавицами — Инной и Ритой. А Миша уверил ее, что и в ней самой скрыта прелесть, просто не нужно ее прятать или стесняться.

Удивительно… Они со Светкой всегда были лучшими Мишиными подругами. Как познакомились в детсадике, так и до сих пор. Вот только классе в восьмом что-то между ними разладилось, они как бы отошли друг от друга, увлеченные своими, никак не пересекающимися интересами. А после той самой днюхи снова сблизились.

Долгими неделями Мишка пропадал у них, сначала делая Светке массажи, а потом таская ее по комнате — поддерживая, руками переставляя малоподвижные «лапы», лишь бы мозг «опомнился», освоил ходьбу заново.

Ее тогда в жар бросало — Гарин лапал сестричку везде, а та в одной комбинашке… Она даже притворилась однажды Светой! Миша, правда, фокус раскусил, но не сразу…

А потом для нее еще одно солнышко зажглось — Женя Зенков. Маме он очень нравился. Как же, сын офицера, «очень, очень воспитанный мальчик!» А вот она сама воспринимала Жеку с настороженным удивлением. Не верила, что может понравиться? Да нет, не уродина же, в самом деле! Просто не понимала — слово «любовь» таило в себе множество значений, оставаясь влекущей загадкой. А поняла, когда сама влюбилась.

Уж после какого по счету взгляда, неведомо. Чувство прорастало в ней медленно, но захватывая все существо. На первых робких свиданиях ее полнили страхи, стыд и жаркое любопытство, а потом… Вот, непонятно, когда и что случилось…

Светка сказала, что количество перешло в качество. Может, и так… Просто Жека стал ей необходим. И днем, и… ночью. Сладкие переживания до сих пор не ослабли, не затерялись в памяти.

И вот… Четырнадцать недель уже. Маша просияла, непроизвольно кладя руку на живот. Заметно уже выпирает, но еще не до такой степени, чтобы ей место в метро уступали.

Слава богу, тошнота и жуткий токсикоз миновали. «Ничего, — подбадривает вредная Светка, — усталость и тяжесть еще впереди!»

Утешительница…

Шевелёва вздохнула. Тут и так… Понаслушаешься разговоров в консультации — страшно делается. Получается, что она сама обрекла себя на вечные муки! Последние месяцы… Роды… Бессонные ночи… Круговорот бутылочек с молоком и обкаканных пеленок…

Но изо всей этой пачкотни вырастает нечто светлое, необъяснимое словами. У нее будет ребенок.

Мальчик или девочка? Похожий на папу или не очень? Ласковый, капризный, зареванный — он будет делать губешку «сковородником» и ковылять, протягивая руки ей, своей маме…

Дрогнув лицом, Маша упрямо заулыбалась безвестному будущему — да оно просто обязано стать для нее счастливым! Для нее, для Жени и для того или для той, чье имя пока скрыто.

Тот же день, позже

Москва, улица Полярная

— Дюха! Жимани!

Жуков подбежал грузной трусцой, и навалился на рычаг. Облупленный кузов «Волги» неохотно скособочился.

— Ага! Держи… Глаза!

Кузьмич в грубой брезентовой робе подлез, кряхтя, к самому лонжерону. Полыхнула сварка, донеся яростное скворчание тока, и затрещала слитно — электрод, плавясь и дымя, заливал трещину прочным швом.

Андрей старательно отворачивался, поглядывая то на старенькую «Победу», что раскорячилась над смотровой ямой, то на узкие оконца автомастерской. Невесть когда побеленные, изрядно закопченные стены будто вздрагивали в лиловых отсветах сварки. С улицы в распахнутые ворота сквозил холодный воздух и слабый запашок перегоревшего бензина — Проскурин гонял перебранный двигатель.

Жуков гордо улыбнулся — он и перебрал. Сбоя быть не должно, всё, как надо — промыл, подшипники кое-где заменил, кольца, прокладки… Кулачки Кузьмич наварил, так что… Моторесурс, как вторая жизнь!

«Точка — и ша!»

Звонко заколотил молоток, сбивая окалину.

— Порядок… Опускай!

Андрей послушался, и кузов мягко осел на подставленные шины.

— Нормально… — закряхтел сварщик, разгибаясь. — Пройдешься пескоструйкой, обдерешь до металла — я там мелом обвел — и в покраску.

— Сделаем, — солидно кивнул Жуков.

— Володь!

В воротах показался завгар Проскурин, обряженный в изгвазданную спецовку. Вытирая руки ветошью, он вопросительно глянул на Кузьмича.