Башня времен. Заброска в советское детство - Анджей Б.

и застучал сандалиями по лестнице. Так, пожалуй, было даже лучше.

Отыскав нужный номер, Жека подкрался и осторожно сунул конверт под дверь. Прислушался, готовый сорваться и унестись, но ничего не услышал и тихонько ушёл.

Шкарябал записку Жека не от имени какого-то начальника (может, и стоило, не додумался), а как раз наоборот, представлял себе, что пишет это некий полуграмотный работяга, а хоть бы и тот помятый мужичина на мотороллере, что привозил на пляж мороженое. И почерк от сочетания детской руки и взрослого сознания получился именно такой, как надо.

А записка была вот такого содержания:

Слыш ты зауральский хрен с ушами

Это моя баба

Будеш к ней лесьть убю нахер гнида

И подпись: Надо кто

Ну а чего? Вдруг таки сработает, и Гена испугается, отступит.

Ну а нет — так нет.

***

На море всё было по-прежнему: накатывали на берег тихие волны, сверкали блики, шевелилась неисчислимая отдыхающая толпа, взлетал и опускался волейбольный мяч, на заборе сидела здоровенная чайка и сердито смотрела на проходящих. К торговой Снежане и её холодильничку выстроились люди в трусах — всё как обычно.

Жека заранее решил, где расположится, и сразу побрёл в это самое место. Позади холодильника, зонта и Снежаны светлел иссохший газон, а за ним поднимался огороженный прутьями забора холм. Холм густо порос деревьями и кустарником, там Жека, зайдя туда обходным путём, и засел, почти невидимый снаружи. В засаде его слегка пованивало от стоящих неподалёку мусорных контейнеров, зато деревья создавали густую тень и, главное, холодильник и его хозяйка были как на ладони.

Жека отыскал удобный камень, уселся на него и стал ждать.

Двигалась очередь, люди покупали мороженое и уносили его на пляж, на ходу облизывая.

Жека ждал.

В кустах запрыгали и зачирикали воробьи и синицы. Вдоль забора прошёл, взглянув на Жеку без интереса, рыжий котяра с подратыми ушами. Совсем рядом с Жекиной ногой пробежала небольшая ящерица.

Жека ждал.

В холодильничке закончилось мороженое, очередь рассеялась, но почти никто не ушёл. Приехал комбинезонный мужик на мотороллере, покидал коробки из фургончика в холодильник. Снежана смотрела накладные. Торговля возобновилась.

Жека ждал.

По морю пролетел белый катер с надводными крыльями — «Комета». Зашлёпала о берег докатившаяся волна, радостно завизжали дети. Очередь за мороженым то становилась короче, то снова удлинялась. Кафешное радио пело про Учкудук, потом затянуло про крышу дома твоего. Иногда включались цикады, и за их бесконечным и оглушительным чи-чи-чи-чи-чи было не слышно вообще ничего.

Гена не появлялся.

Жека ждал.

Жека ждал — и ждал он таки не зря.

Когда Жека доел булку и почти допил всю противно потеплевшую воду, из полуденного жара и людского гомона соткалась полноватая бабища в алом платье и широчайшей белой шляпе. Она возникла рядом с холодильничком. Снежана тут же бросила торговлю, они отошли в сторонку и минут пять щебетали на отвлечённые темы. Потом что-то звякнуло, переходя из одной наманикюренной руки в другую.

— Спасибо, спасибо, спасибо! — чуть не прыгала благодарная Снежана.

— Пушкина тринадцать девятнадцать, — услышал Жека слова крупной тётки в алом и белом.

— Да я помню, помню.

— Что ты там помнишь, память девичья, заходила один или два раза. Там так понастроили, я сама до сих пор иногда блукаю.

Тётка заливисто хохотнула и ущипнула Снежану за бок:

— Заяц, ты хоть покажи мне его. Зайдите ко мне в гастроном при случае.

Ключи, понял Жека, она передала Снежане ключи от квартиры! В вопросе о месте для встречи Снежана брала инициативу в свои руки, и дело приобрело опасный оборот.

А дородная подруга Снежаны, томно придерживая шляпу, уже ступала высокими каблуками к пляжным воротам. От её хищного взгляда встречные мужчины тушевались и боязливо поджимали ягодицы.

***

Минут через пятнадцать после ухода фемины значительных форм и избыточной яркости у холодильника нарисовался Гена. Они со Снежаной полюбезничали, и между делом та что-то шепнула Гене на ухо — Жека догадывался, что именно. Гена отправился на пляж, и в походке его сквозила окрылённость.

Жека выбрался из укрытия и мрачно побрёл за высокой фигурой в джинсах и клетчатой рубахе. В голове его на ходу зрела спонтанная идея.

— Геннадий, — окликнул Жека своего подопечного возле бетонной стены, где складывали прокатные катамараны, но сейчас было пусто — разобрали.

Гена обернулся. Смотрел он удивлённо, неузнавающе.

— Геннадий, — повторил Жека со значением, — мы давно наблюдаем за вами и теперь вынуждены провести с вами некоторую беседу.

Жека сделал паузу и убедился, что глаза Геннадия находятся в правильном, округлённом и выпученном положении.

— Вы, Геннадий, ведёте себя очень безответственно, — продолжил Жека свою импровизированную речь. — Вы ведёте себя безответственно, и тем самым подвергаете риску других людей и наше общее дело.

Жека на секунду остановился перевести дух, и Гена вклинился в эту вынужденную паузу:

— Что ты такое говоришь, мальчик? Ты откуда взялся? Где твои родители?

— Тихо! — уверенно прервал его Жека. — Тихо. Родители мои где надо. А я не «откуда», я вполне отсюда. Из комитета государственной безопасности, отдел «Дети на службе Отечества». Слышали про такое?

Гена, похоже, не слышал, да и было бы удивительно, если б слышал.

— Вы думали, вас за красивые глаза здесь обхаживает эта… этот несознательный элемент нашего общества? А? — спросил Жека строго и обличительно. — Думали, всё просто так, само