Бастард Александра - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

Читаю полное смятение на лице грека и решаю, что пора заканчивать.

— Возможно, ты еще не понимаешь, о чем я, — добавляю нотку возвышенной отрешенности, — не видишь всей картины предательства, но вскоре поймешь! Очень скоро мои бывшие друзья начнут разворовывать плоды моих усилий, растаскивать по частям созданную мной державу. Ты в числе немногих встанешь у них на пути и погибнешь, а я не хочу этого! Я покажу тебе путь к спасению и победе! Держись моего сына, он покажет…

Тут я картинно изображаю обморок и падаю на землю.

«Все разжевывать нельзя, — проносится у меня в голове, — будет выглядеть слишком подозрительно! Эвмен умен, а слишком болтливый призрак попахивает театральщиной!»

Лежу на земле, пока меня тормошат жесткие пальцы. Слышу встревоженный голос грека:

— Эй, ты как, парень⁈

И лишь когда по щеке прилетает увесистая затрещина, резко распахиваю глаза, а мой невидящий взгляд застывает на лице Эвмена.

Закатываю глаза, а пальцами судорожно вцепляюсь в его запястье.

— Ты для них чужой, Эвмен! — шиплю, как пришелец из ада. — Жалкий гречишка, писака! Так они называют тебя за глаза, и когда ты встанешь у них на пути, они предадут тебя… Предадут и убьют! Подло, гадко, ударом в спину!

Выдохнув всё это, откидываюсь назад и для натуральности вздрагиваю в конвульсиях. Несколько мгновений бьюсь, как эпилептик, и вытягиваюсь в изнеможении.

«Кажется, получилось неплохо! — выдыхаю, но не теряю концентрации. — Пора возвращаться в обычное состояние!»

— А! Что⁈ Где я⁈ — Приоткрыв глаза, изображаю полное непонимание и испуг. Затем — несколько мгновений растерянности и, наконец, понимание.

— Мой отец снова приходил⁈ — впиваюсь глазами в грека, и тот, смутившись, отводит глаза.

Ему не хочется признаваться, и это хороший признак. Значит, я сыграл убедительно, и он поверил. Если бы нет, то он сейчас рассмеялся бы мне в лицо и сказал что-нибудь типа: «Не пудри мне мозги, сынок!»

Держась за его руку, поднимаюсь на ноги и, ни слова не говоря, разворачиваюсь и ухожу. Иду, как сомнамбула, пошатываясь и старательно изображая полную потерю сил.

Чувствую нацеленный мне в спину взгляд грека, а в повисшей тишине — его растерянность и непонимание.

«Ничего, — рассуждаю про себя, — он мальчик взрослый, дальше сам догадается, что делать, и через кого держать связь с усопшим Александром!»

* * *

Вжившись в роль, так и иду, покачиваясь как пьяный, пока садовая тропинка не сворачивает за деревья. Тут я перевожу дух, но полностью насладиться своей триумфальной игрой мне не позволяет вылетевший прямо на меня мужичонка.

— Вот ты где, молодой господин! — вопит он с явным облегчением. — Хвала Великой Иштар, я нашёл тебя!

«Какого черта ему надо⁈» — бросаю на мужичонку раздражённый взгляд и тут узнаю в нём своего утреннего стража.

«Никак бедолага проснулся, увидел, что меня нет, и перепугался!» — успеваю так подумать, но мужичок тут же опровергает мой вывод.

— Ваша мать, юный господин, ищет вас повсюду! — Он бросил испуганный взгляд в сторону дворца, намекая, какие страшные угрозы в свой адрес он уже успел выслушать. — Она очень встревожена и просит вас немедленно прибыть в свою комнату!

Я, собственно, ничего не имею против, поэтому, молча обхожу своего стража и направляюсь в сторону дворца.

У самого крыльца, с которого я недавно сошёл, меня встречает ещё несколько встревоженных до крайности рабов. На их лицах я также читаю огромное облегчение и понимаю, что им тоже досталось от моей «мамочки».

Стоило мне о ней подумать, как из распахнувшейся двери вылетел тайфун под названием Барсина и смял меня в объятия, совершенно не считаясь с моими желаниями.

Несколько томительных секунд стоически переношу тысячу поцелуев, тисканий и объятий.

— Ну, где ты был! — она засыпает меня вопросами в перерывах между поцелуями. — Я вся извелась! Мы все здесь места себе не находили!

«Просто терпи и ничего не говори!» — заклинаю себя и подавляю рвущееся наружу возмущение.

Я пожилой, уставший от жизни мужчина и, мягко говоря, давно уже отвык от такого обращения. И потом, Барсина красивая, очень фигуристая женщина, а одето на ней всего лишь тонкая полупрозрачная туника, ни трусиков, ни лифчика. Она прижимает меня к своей груди, и я чувствую ее твердые соски, гладкие упругие ноги, и во мне просыпаются совсем не те чувства, какие должны возникать у ее маленького сыночка.

«Не хватало еще, чтобы кто-нибудь заметил мою эрекцию!» — Вырываюсь из «мамочкиных» объятий, демонстрируя юный максимализм ребенка.

— Ну, хватит! — с трудом отцепляю от себя её руки. — Я уже большой!

Барсина с умилением смотрит на меня, а потом оборачивается к Мемнону:

— Ты слышал⁈ Он уже большой!

— Мужчина! — с удовольствием подыгрывает ей толстяк, и, следуя заданному алгоритму, я изображаю обиду.

— Ну, хватит вам! — обижено надув губы, прохожу мимо них с независимым видом, а они оба продолжают умиляться.

— Нет, ты видел! Просто вылитый отец!

«Пусть несут вздор, — мысленно закатываю глаза, — лишь бы оставили меня в покое!»

Одновременно отмечаю выгодную для себя линию поведения.

«Подростковая обида на излишнюю опеку! Такая реакция не должна никого удивлять, зато позволит мне избавиться от „мамочкиных“ нежностей».

Я уже было собираюсь отправиться к себе в комнату, но тут Барсина бесцеремонно хватает меня за руку.

— Солнце уже давно встало, а ты еще не завтракал! — Не отпуская моей ладони, она затащила меня в проем двери и бодро зашагала совсем в другом направлении.

Короткий коридор сменился большой комнатой с открытыми арочными окнами, выходящими в сад. Вкусно запахло свежеиспеченным хлебом и сыром.

Мой взгляд автоматически ищет стол, но находит лишь две лежанки и что-то типа среднеазиатского дастархана перед ними. На этом низеньком столике в грубоватых глиняных тарелках лежат хлеб, сыр и куски нарезанного мяса.

Не торопясь, пропускаю вперёд взрослых. В таких мелочах легко проколоться: ведь я совершенно не знаком с правилами этикета. Как сидеть, то бишь лежать? Брать еду руками или столовыми приборами, которых я пока не вижу? Накладывать еду из общей тарелки самому или ждать, пока положат слуги? Просто масса вопросов! Настоящий сын Барсины, наверняка, всё это знал, и мне не хочется попадать впросак.

Вчера я ел у себя в комнате и на фоне общего нервного потрясения совершенно не обратил на это внимания. Помню, мне принесли всё тот