Тиран Золотого острова - Дмитрий Чайка

свое покрывало. Честь женщины из такой знатной семьи не должна терпеть урона. Это ведь урон и моей чести.

Я снял с руки тяжелый серебряный браслет и бросил купцу, который поймал его с ловкостью футбольного вратаря. Убыль браслетов у меня просто катастрофическая, не успеваю доставать из закромов новые. Надо срочно придумать деньги. Только вот набег микенцев отобью, и сразу же займусь. Хотя… положа руку на сердце, не особенно они сейчас и нужны. Зерно становится куда важнее золота.

1 Зерно и вино хранили в огромных глиняных сосудах, пифосах, которые закапывали в землю. В Трое 7а, относящейся к описываемому периоду, такие сосуды найдены в большом количестве, и это говорит о том, что в городе планомерно готовились к осаде.

Глава 5

Купец Кулли отлично знал, что такое ипотека. Правда, в Вавилоне долг под залог недвижимости называли по-другому, но смысл оставался тем же. Дом можно было и заложить, и выкупить потом. Так делали издревле. Но вот получить свободу в ипотеку… С таким Кулли пока не сталкивался. Он вспоминал последний разговор с хозяином.

— Ты не понимаешь! — господин уже начинал сердиться. — Это у вас в Вавилоне раб может быть купцом, врачам или строителем, и жить при этом припеваючи. Здесь раб — не человек, он вещь! Понимаешь? Вещь! Да, где-то в сельской глуши его могут посадить за общий стол и считать младшим родственником, но в городах все совсем не так. С рабом не будут вести дела, потому что его слово ничего не стоит. Ты подпишешь договор с собакой? А с вон тем кувшином? Одно дело быть пленником, который выплатил за себя выкуп, а совсем другое — рабом, которого отпустили на волю. Пленник рабом не считается. Он свободный человек, которому просто немного не повезло в жизни. Вот ты и станешь таким пленником.

— Но у меня же нет серебра на выкуп, — покорно смотрел вниз Кулли, который нехотя признал правоту хозяина.

— Ты будешь свободным, но останешься моим должником и слугой, — пожал плечами Эней, и Кулли проникся новым для себя знанием. Он прямо как тот дом, на который наложено обременение и подписан договор на глиняной табличке. Удивительное ощущение!

Кулли очнулся от воспоминаний, получив чувствительный тычок в бок. Сфанд, командир карийских наемников, склонился над ним, закрывая солнце.

— Эй, купец! — заявил кариец. — Под парусом идем, парням скучно. Рассказал бы чего, а?

— Это я могу, — кивнул Кулли, и гребцы навострили уши. — Так вот, торгую я однажды на рынке и вижу бабу красоты неописуемой. Сиськи —во! Что твоя голова! И в золоте вся. За ней сзади служанка идет и крепкий раб. Непростая баба, думаю, раз с такой свитой на рынок пошла. Наверное, писца какого жена, или купца богатого. Ну, думаю, вот бы к ней подкатить половчее. Закрыл я лавку, проследил, где она живет, а потом поспрашивал у людей, чей это дом. Оказывается, и правда, купца богатого дом, а купец тот уехал в Каркемиш за грузом тирского стекла. Ну, думаю, порадуюсь я сегодня.

— И что было дальше? — жадно спросили парни, сгрудившиеся вокруг.

— Прихожу я к ее дому вечером, прямо перед первой стражей, — Кулли взял длинную паузу и осмотрел публику, которая слушала его с детским любопытством, — стучу в дверь и говорю рабу: «Я знаменитый заклинатель духов Набу-Энлиль. Духи велели мне прийти сюда и изгнать зло, поселившееся в этом доме». Ну, слуга, понятное дело, перепугался до икоты и побежал к хозяйке доложиться, а я за ним иду с амулетом в руке. Захожу в спальню, а там кто-то из окна вылезти пытается. Голый! Окно маленькое, жопа большая, он и застрял.

«Вот оно, зло!» — ору я. — «Духи велели изгнать его!» — И давай дубасить прямо по заднице. Он в окно и вывалился, а жена того купца, тоже голая, падает мне в ноги и голосит, что я спаситель ее. И что я от злого духа ее избавил. А потом два сикля серебра мне сует, за изгнание того духа, значит. Сказала, что проник он к ней в окно в виде птицы Зу, орла с львиной головой, а потом обратился в доброго молодца и в постель залез. А поскольку она своему мужу верна, то такое только промыслом злого духа и могло случиться. А вообще-то она женщина высоконравственная и уважаемая, хоть кого спроси! Она в храм Иштар, голову в знак смирения веревкой повязав, еженедельно ходит, чтобы богиню славить. И она там не одному паломнику отдается, как остальные нерадивые прихожанки, а не меньше чем троим подряд, потому как набожна очень, и великую богиню почитает всей душой.

— Так мы не поняли! — жадно спросили гребцы. — Она тебе дала или нет?

— Не-а, — сожалеюще развел руками Кулли. — Не дала. Говорю же, она мужу не изменяет. Очень порядочная баба оказалась.

— А жопа в окне? — не поняли гребцы.

— Это был злой дух, — с самым серьезным лицом ответил Кулли. — В виде птицы Зу. И я за два сикля серебра его изгнал. История, в общем-то, об этом была.

— Не нравится! — возмущенно заорали парни, которые остались недовольны финалом. — Другую историю рассказывай! Там, где баба дала!

— Ну, слушайте, — вздохнул купец.

— Погоди! — остановил его Сфанд, который все же суть истории уловил. — А что в Вавилонии с гулящими женами делают?

— Да в Евфрате топят, что же еще, — отмахнулся от него Кулли. — А у вас не так разве? Так вот! Иду я, значит, из лавки домой, и вижу молоденькую жрицу богини Инанны…

* * *

Рапану горделиво выпятил грудь. Он впервые провел целый караван до самого Египта. Отец гордился бы им. От Сидона до Пер-Рамзеса — неделя неспешного хода, и если бы не две попытки нападения, они даже заскучать не успели бы. Первыми напали ахейцы с Кипра, а потом, когда проходили окрестности хананейской Газзаты1, им навстречу бросилась целая стая лодок, забитых тамошними пеласгами. Они понемногу просачивались на эти земли, селясь промеж гарнизонов египтян2. Если бы не корабли с охраной, караван нипочем не прошел бы те воды. Когда на корабле два-три десятка лучников, то морские разбойники предпочитают бежать, а то и вовсе не вступать в бой. Стражники засыпали нападающих ливнем стрел,