Тиран Золотого острова - Дмитрий Чайка

нужна? Да еще и с тремя сыновьями! Я так-то сама хочу своему царю сыновей родить! — пробурчала она, пробираясь в комнату, где ее поселили. — Надо гонца на Сифнос послать. Если Энея убьют, плакал мой выкуп, опять рабыней стану. И тогда вся моя новая жизнь непонятно чем закончится. А вдруг Менелай жену простит? Он просто недалекий воин, а вот Хеленэ — редкостная сука. Если простит, она меня с дерьмом сожрет! Так! Где тот браслет, что дарданец подарил? Вот он! Эней точно узнает его.

Уже под утро, когда Менелай разметался во сне, она села на ложе и тихонечко толкнула его в бок. Ей пришлось изрядно потрудиться этой ночью, ведь царь взял ее в постель, будучи весьма нетрезв. Она старательно охала и ахала, всеми силами приближая финал, но получилось у нее это нескоро. Царь сегодня был очень пьян.

— Господин! — толкнула она его в бок и даже зажмурилась от своей смелости. — Господин!

— А? — открыл Менелай глаза. — Случилось чего?

— Я когда рядом стояла, ваш разговор с ванаксом слышала, — сказала Феано. — Ежели вы войной на Сифнос пойдете, так, может, купца туда с зерном и маслом послать? Пусть разведает, что там и как. Не то людей понапрасну положите.

— Да, толково придумано, — пробурчал Менелай сквозь пьяную дрему и снова закрыл глаза. — Скажи ему, что я велел…

Он перевернулся на бок и громко захрапел, а Феано встала с ложа и удовлетворенно улыбнулась. Она хорошо изучила своего господина. Он проснется с головной болью и тошнотой, а она ему и пояснит, что это он сам велел послать купца на разведку. Мысль ведь дельная, ему и в голову не придет, что это какая-то баба придумала. А она… А она закатит глаза и расскажет ему, как он мудр и предусмотрителен. Проще простого!

* * *

Облако ужаса, что повисло было над Сифносом, унес бурный ветер перемен, и жизнь на острове понемногу вошла в привычную колею. Я все же привез с собой несколько семей гончаров и кузнецов, от которых в Угарите было мало проку. Из свинца вроде бы глазурь делают для горшков, а у меня его девать некуда. Пусть работают люди.

Я остался почти без войска. Три десятка карийцев я оставил в Угарите, Абарис поплыл на родину за пополнением, за кузнецом Урхитешубом и его помощниками, а Кулли и Рапану, прихватив два корабля охраны, ушли за зерном в Египет. У меня тут едва полусотня дарданцев осталась. Совсем мало, если прямо сейчас ахейцы нападут. Только я очень надеюсь, что они пока не нападут, времени еще немного прошло. Тут так быстро ничего не происходит. Воины разбросаны по своим наделам, и многие из них никуда не пойдут, пока не соберут урожай. У нас сейчас примерно начало июня, так что мой риск обоснован. Да и весть шла в Аххияву долго, ведь ни телеграфа, ни телефона здесь нет.

Голуби! Все время забываю про голубей. Завести их легко. Нужно всего лишь сложить высокую башню из глиняных горшков и получить бесконечный источник органических удобрений. Голубиная башня — это сооружение высотой метров шесть-семь, утыканное по бокам насестами из вмазанных в кладку жердей. Голуби вьют в горшках гнезда, собираясь на этих башнях несметными стаями. Так по всему Ближнему Востоку делали веками, решая несколько проблем сразу. И с насекомыми-вредителями боролись, и гуано отправляли на поля, повышая урожайность. А я, ко всему прочему, могу еще и голубиную почту наладить. Только вот как письма писать? Глиняную табличку к птичьей лапе привязать? Очень смешно! Выучить линейное письмо В, которым пользуются в Микенах? Лениво. Его все равно никто, кроме самих писцов не знает. Тут никому и в голову не приходит записывать ничего, помимо количества тюков шерсти, кувшинов масла и штук полотна. В Аххияве в это время народ живет сугубо приземленный. Бумаги здесь нет, бересты нет, да и море рядом. Пока голубь долетит, бумага размокнуть может от влаги. Надо тонкую кожу использовать и систему условных знаков. Учить грамоте воинов — нечего и думать. Я даже пытаться не стану, проще толковых мальчишек найти.

Впрочем, не это основная моя проблема. Вода! Вот настоящая беда. Ее мало, а людей будет много. Возить сюда воду, как это делают в Тире, стоящем на острове? Бред! Перекроют подвоз, и нам здесь крышка, сами сдадимся, измученные жаждой. Если я привезу сюда сотни мастеров из Угарита и воинов, мне придется ликвидировать сельское хозяйство на Сифносе, ведь местная экология и так пребывает в состоянии шаткого равновесия. Городок снабжается одним-единственным родником, а другой такой же находится высоко в горах.

— Вода! Вода! — бурчал я. — Да где же ее взять?

Вспомнить опыт Венеции? Там собирали дождевую воду через систему дренажей и колодцев. Получилось круто, но есть небольшая проблема: тут очень скудные осадки. Мало дождей, просто катастрофически мало. Значит, нужно забирать атмосферную влагу, конденсируя ее ночью. Что у нас есть? Крым есть и опыты Зибольда, который получал с одной установки по полтонны воды в сутки. Тот же Крым и Феодосия, она же Кафа… Пирамиды из гальки, под которыми прокладывали керамические трубы. Шестидесятитысячный генуэзский город снабжался водой только ими, не имея никаких других источников. Помнится, у Зибольда лопнуло основание из-за огромной массы камней. Ну, так можно относительно ровную скальную площадку подыскать. Ветер, дующий с моря, и камни — это как раз то, чего на моем острове просто завались.

— Алкаста позовите мне! — крикнул я страже.

Кстати, я вполне неплохо обосновался. У меня и дворец есть с мегароном, устроенным по ахейскому обычаю. Правда, тут бедновато, без росписей и отделки разноцветным камнем, но это можно исправить. Позже, не сейчас. Есть вещи куда более важные, чем красота. Например, для начала неплохо бы голову сохранить, на нее много охотников появится, причем в самое ближайшее время.

Есть здесь и немалое хозяйство, пастбища и поля. Во дворце живет с полсотни рабов, которые поддерживают на плаву царский быт. По крайней мере, моих овец пасли, шерсть из них сучили, а ткани исправно пряли. Мне теперь много ее нужно, с учетом будущих расходов на паруса.

— Господин? — мастер Алкаст смиренно склонился, спиной показывая все недоверие, что он ко мне испытывал. Я же мальчишка еще, хоть и совершеннолетний по этим времена. Он меня в грош не ставит, но отчаянно боится мне это показать, скрывая свое презрение