Тиран Золотого острова - Дмитрий Чайка

и те, потеряв многих, развернулись и ушли к берегу. Они поищут добычу попроще.

Сейчас стоит время Шему, или время Засухи. В Египте нет весны, лета, зимы и осени. Здесь эти понятия не имеют смысла. Тут время течет совсем по-другому, оно подчинено ритму Нила, дающего жизнь этой земле. Потому-то здесь знают лишь время засухи, время всходов и время высокой воды, когда половина страны превращается в огромное озеро.

Время Шему — это пора сбора урожая и, судя по тому, что Рапану видел с борта корабля, урожай в этом году был хорош. Голые крестьяне, копошившиеся везде, куда ни кинь взгляд, даже пели за работой. Раз есть пшеница и бобы, значит, еще год жизни отпущен народу Земли Возлюбленной. Видимо, фараон Рамзес хорошо чтит своих богов, и они благоволят ему. Не то, что его предшественнику Мернептаху, в правление которого страна голодала десять лет кряду, а потом налетели «северяне, пришедшие отовсюду» 3, и Египет едва отбил их набег.

Время Шему узнать легко. Сейчас Египет желто-серый, а зелень его садов становится блеклой и тусклой. Ветер несет из пустыни тучи песка, а крестьяне спешат убрать урожай, со страхом и надеждой поглядывая на жрецов, проверяющих показания ниломеров. Вот-вот пойдет высокая вода, которая сюда, в Дельту, докатится на месяц позже, чем в южные септы. Там Нил уже вовсю заливает освобожденные от посевов поля, заполняя земляные клетки, которыми крестьяне пытаются задержать живительный ил, напитанный бесценной влагой.

— Вот он какой, Пер-Рамзес, — прошептал стоявший рядом Кулли, невольный спутник Рапану и партнер. Господин навязал его, и молодой купец всю голову сломал, размышляя, как бы избавиться от общества вертлявого, болтливого вавилонянина, который потешал экипаж своими бесконечными рассказами, как правило, весьма похабного свойства.

— Да, вот оно, сердце мира, — Рапану повел по сторонам с таким величественным видом, как будто этот город построил он сам.

Длинная зубчатая стена с округлыми башнями опоясывала столицу, построенную Рамзесом Великим лет сто назад. Город соединял Египет с Ханааном, и из него куда проще отбивать набеги ливийцев, налетающих из пустыни. А еще здесь не так сильны фиванские жрецы, который подмяли под себя весь юг страны.Цоколь крепостной стены построен из гранитных камней, которым не страшно подтопление. Внешняя и внутренняя часть выложена из блоков известняка, привезенного сюда баржами с юга, а пространство между ними забито окаменевшим нильским илом, перемешанным с соломой.

— Великий Мардук! Помоги мне! — шептал Кулли, который, хоть и привык к исполинским стенам городов Междуречья, оказался впечатлен не на шутку. Он, проходя через ворота, посчитал шаги. Семнадцать шагов толщина стен! Семнадцать!

— На тот конец города полдня добираться4, — просветил его Рапану, — поэтому мы туда не пойдем.

— А что там? — жадно спросил Кулли, показывая вдаль, где возвышались уступы огромного здания с колоннами.

— Там Великий Дворец, — охотно пояснил Рапану, — а вокруг него кварталы, где живут вельможи, писцы и воины, стоят мастерские, склады и царские конюшни. А на другом конце города живут купцы-хананеи. Там даже храм Баала есть. Я схожу туда, чтобы великий бог дал мне удачу в этом деле.

— Нам дал удачу! — со значением посмотрел на него Кулли. — Нам, Рапану! Ты даже хеката5 ячменного зерна не купишь без меня! Я тебя насквозь вижу, угаритский проныра!

— Не знаю я, что ты там видишь, бродяга черноголовый, — скривился купец. — Сегодня заплатим пошлины в порту, а завтра пойдем целовать сандалии самого господина Ими-ра пер-херет, начальствующего над арсеналами великого царя.

— Это самый главный здесь? — с любопытством спросил Кулли.

— Нет, — покачал головой Рапану. — Над ним стоит великий господин Ими-ра меш, начальствующей армией. Только он не воинами командует. Он заведует оружием, складами с едой, конюшнями, мастерскими и прочими службами. А еще выше стоит визирь, чати по-здешнему. Его зовут То, и к нему нам нипочем не попасть. Он подчиняется самому царю, а царь здесь — живой бог. Нам даже не позволят поцеловать землю, по которой он ходил.

— А зачем нам землю целовать? — с подозрением посмотрел на него Кулли. — Я не хочу целовать землю. Она грязная.

— Ты не знаешь здешних обычаев, — хмыкнул Рапану. — Великий царь дозволяет целовать свои сандалии только в знак особой милости, а для чужестранца такое и вовсе немыслимо. Так что даже самые богатые вельможи целуют следы фараона, а нам о таком счастье не стоит и мечтать.

— Хм, — задумался Кулли. — Странно тут все. Пить хочется.

— Не вздумай здесь пить воду! — вскинул голову Рапану. — Помрешь от поноса. Только пиво!

— У нас то же самое, — отмахнулся Кулли. — Пойдем, парням скажем. Они северяне, могут не знать. Ну что, пошли к этому… как его… который закупает оружие!

— Тебе надо многое узнать об этой стране, — с издевкой посмотрел на него Рапану. — Думаешь, все так просто? Сначала мы найдем мелкого писца и дадим ему подарки. Потом он нас сведет с тем, кто держит опахало над секретарем господина Ими-ра пер-херета, и тому мы тоже дадим подарки. Потом подарки нужно будут дать самому секретарю…

— И каждый новый человек обойдется нам дороже предыдущего, — продолжил за него Кулли. — А потом мы попадем к самому господину начальнику над складами, и он выдоит нас досуха.

— Ты, хоть и бродяга с длинным языком, но быстро учишься, — хмыкнул Рапану. — Видишь, как быстро ты понял, как делаются здесь дела.Да, там подарки будут такими, что тебе плохо станет.

* * *

Амоннахт, великий господин Ими-ра пер-херет, начальствующий над арсеналами самого фараона, телосложением слегка напоминал гиппопотама, которого Кулли видел отдыхающим на мелководье Нила. Он носил парик на бритой голове, а одутловатое лицо его было тщательно выбрито. Это очень непривычно для «черноголовых», у которых уход за бородой представлял собой целый ритуал. На губах вельможи застыла брезгливая гримаса, а его глаза подведены краской, как у женщины. Кулли рассмеялся бы в голос, но, во-первых, он лежал лицом вниз, раскинув руки, а во-вторых, этого человека окружало такое плотное облако силы и власти, что шутить с ним не хотелось вовсе. Заплывшие глазки на жирном лице жили своей жизнью. Они оказались хитры и проницательны, а презрения к чужеземцам слуга повелителя мира даже и не думал скрывать. Настоящий египтянин презирает всех, кто не заботится о достойном посмертии, и тем