Ревизор: возвращение в СССР 32 - Серж Винтеркей

рыдать Регина. — Я целые сутки ждала, что ко мне вот-вот придут из милиции!

— Бедная моя девочка! Не бойся ничего. Живи, учись, радуйся жизни… Всё будет хорошо. Я тоже кое-что могу, между прочим.

— А может, он, просто, платить мне больше не хочет? — осенило Регину.

— А сколько он тебе платил?

— Сто пятьдесят рублей в месяц, — решила Регина слегка преувеличить сумму содержания, на всякий случай.

— И из-за ста пятидесяти рублей он тебе такой концерт устроил? — потрясённо смотрел на любовницу Головин. — Крохобор! Да пусть он ими подавится! Да я сам дам тебе эти деньги, ты, главное, не переживай!

— Правда? — сразу успокоилась Регина. — Ну и пусть тогда, в самом деле, подавится…

* * *

Москва. У дома Ивлевых.

Раков Алексей Дмитриевич прохаживался по двору и высматривал, с кем бы побеседовать. Когда сегодня ему позвонил бывший сослуживец Денис Ливанов и предложил халтуру по профилю, бывший майор милиции с радостью согласился. Он уже не раз пожалел, что не стал в своё время делать карьеру и вышел в прошлом году в отставку. Уже через полгода дома стало скучно. А жена, которая все эти годы пилила его, что его дома не бывает, начала, ведьма такая, наоборот, ворчать, что он все время дома торчит. Мол, уже все глаза намозолил. И он сегодня с радостью, прикинувшись журналистом, вышел на дело.

Ливанов сам выяснил для него все вводные, Ракову предстояло собрать дополнительную информацию.

— Добрый вечер, я журналист газеты «Вечерняя Москва», — обратился он к вышедшему из третьего подъезда невысокому плотному мужчине с залысиной. — Буквально пару вопросов, товарищ!

— Да-да, конечно, — охотно согласился тот.

— Планируется к выходу статья о необычных жителях нашего города. Нужны необычные судьбы, необычные способности, необычные профессии, коллекции, увлечения… Одним словом, нужны уникумы.

— Я понял, — задумался житель. — Необычные домашние животные? — вопросительно посмотрел он на Ракова.

— Очень хорошо! — подбодрил он собеседника. Надо же с чего-то начать…

— У нас на третьем этаже у Ивлевых живёт панда.

— Как интересно! — услышав фамилию объекта разработки, воскликнул Раков.

— Да. Их семье ее вьетнамский генерал подарил. Сама панда ещё маленькая, её нельзя никому показывать, а то сдохнет… Вместе с ней привезли целый контейнер ростков бамбука.

Раков старательно записывал все полученные сведения, но его не покидало чувство, что над ним просто смеются. Однако, мужчина был крайне серьёзен и Раков продолжал задавать уточняющие вопросы про панду Ивлевых. И про самих Ивлевых, раз уж так удачно вышло, что мужчина сам разговор о них завел.

Он провёл во дворе минут сорок. Выяснил, что Ивлевы дружат с цыганами и в прошедшую субботу на свадьбе тестя Ивлева был живой медведь. Ещё он выяснил, что тёща Ивлева считает его проклятием своей семьи, что он околдовал всех её детей и мужа.

Не менее разговорчивой оказалась ещё одна соседка Ивлевых, что живёт под ними. Она, среди прочих своих историй о соседях, рассказала, что Ивлевы вежливые и тихие, но к ним иногда приходит негр в форме милиционера. Она предположила, что Ивлевы участвуют в каких-то антрепризах.

Уходил он немало озадаченный. Панда, медведь, цыгане, ряженный в милиционера негр… Про кого он сейчас информацию собирал, про собрата Никулина, что ли?

* * *

Часам к девяти вечера я уже поднял молодого папашу в его квартиру.

— Паша! Поздравляю, — бросилась к нам тёща Сатчана.

— Здравствуйте, Екатерина Владиславовна, — еле выговорил он и я не рискнул его выпустить из рук, даже когда она принялась его обнимать. — Видели уже кроватку? Это Пашка подарил…

Тёща всплакнула на радостях, и меня заодно обняла. А потом на кухне скрылась. Сатчан не с первого раза снял туфли и пошёл босиком к тестю, с интересом наблюдавшим за нами, стоя в дверях большой комнаты.

Быстро скинул туфли и пошёл за другом следом, не дай бог ещё споткнётся…

— Поздравляю, — улыбаясь, сказал я, глядя на Николая Алексеевича. — Внучка — это здорово!

Они молча обнялись с Сатчаном и мы вдвоём с министром повели его к дивану.

— У жены уже давно всё готово, сейчас разогреет и пойдём за стол, — проговорил он.

— Да мы только из-за стола, — улыбнулся я.

— Нет, я настаиваю, — сказал он.

Усадив Сатчана на диван, я облегченно выдохнул, и не стал отказывать целому министру в его просьбе. Тем более времени свободного полно сегодня. Мы с ним уселись за большим полированным столом.

— Читал твой фельетон про бег с препятствиями, — начал Николай Алексеевич, — и сразу вспомнил, как кое-кто меня допрашивал по этому поводу, — при этом он многозначительно посмотрел на зятя. А тот пьяный-то пьяный, а соображает. Сказать не смог, но отрицательно замотал головой и ткнул в меня пальцем. — Да я так и понял сразу! — рассмеялся министр. — А сейчас такая волна поднялась! Моссовет нам с МПС очную ставку устроил!..

— Что вы говорите? — искренне удивился я. — И есть надежда?

— Надежда умирает последней, — усмехнулся Николай Алексеевич. — Правда, каждый на своё надеется, — хитро посмотрел он на меня.

Как же им всем не хочется этим вопросом заниматься. Надеюсь, Захаров им не спустит и заставит договориться. Приятно, что не забыл о нашем разговоре, действует!

Екатерина Владиславовна позвала нас за стол. Пока министр автомобильных дорог поднимал с дивана второго секретаря райкома комсомола, пошёл на кухню.

— Я немного припозднился к застолью на работе, — начал я объяснять новоявленной бабушке, — Павел уже не в состоянии был что-то чётко сформулировать. Как Римма?

— Всё хорошо, — улыбнулась она. — Девчонка длинноногая, три сто, пятьдесят два сантиметра.

— Ну и хорошо, — улыбнулся я.

Долго сидеть у них не стал, чисто символически пригубил с Екатериной Владиславовной шампанского. Министр себе коньяку налил. А Сатчан пить отказался.

— Он больше не может, — поспешил объяснить я, а то ещё обидятся тесть или тёща…

Вернулся домой в десятом часу, дети уже спали. Сообщил Галие, что Римма родила нам невестку. Жена аж прослезилась, начала вопросы задавать, хорошо, что я всё выяснил и мог рассказать.

Глава 5

* * *

Московская область. Город Мытищи.

— Ты знаешь, этот негр такой неразговорчивый, стесняется, наверное, своего акцента, — рассказывала Голубева