Фантастика 2025-40 - Ольга Ярошинская

Значит, не повезло. Такую жуть лучше наблюдать, будучи зрителем.

— Что ж, странник, — продолжал тем временем Кархум, — я выполнил свое обещание. Теперь твоя очередь. Отправляйся за нимфусами, Ламус отвезет тебя.

Я поднялся на все еще дрожащие ноги и направился к террасе, где ждал холценгольф.

И снова я летел на Ламусе, но на этот раз в одиночку. Маруся, Верлим и Леха остались в заложниках у Кархума. Диоген же, забыв, кто его хозяин, решил побыть с ними, приведя убойный по смехотворности довод:

— Должен ведь кто–то защищать Машеньку!

Тоже мне, опекун нашелся.

Вскоре внизу показался Хорнгальд. С высоты птичьего полета разрушения не были заметны, и город гномов казался величественным и прекрасным. Правда, мертвым — ни одной живой души.

Я огляделся, выискивая хоть какую–нибудь зверушку. Мое внимание привлекла странная темная полоса на горизонте. Она двигалась и извивалась, словно змея.

— Ламус, ты видишь это?

Холценгольф, глаза которого были гораздо зорче моих, мрачно ответил:

— Орды нежити идут на Треглав. Второй день наблюдаю.

Та–ак… Выходит, Кряжистого и Черного Камня Марселю мало, решил и город к своим рукам прибрать. Я быстро отбил сообщение Верховому и вскоре получил ответ:

Элмер это предвидел. Нам надо торопиться.

Еще как надо. Если не удастся освободить деревню, то выслать Фиолы можно будет только из города. А туда идут темные… Глядя на колышущуюся полосу, я скрипнул зубами: шансов спасти сестру становилось все меньше. Но мы еще поборемся. Макс, конечно, силен и упорен, но и я себя не на помойке нашел, как–никак, люмен.

Наконец показалась знакомая местность, и птица по моему приказу пошла на посадку. Я опасался, что найти Василису в инвизе будет непросто, но еще до приземления увидел ее. Она стояла во всей красе и почесывала одну лапу другой. Без всякой невидимости. Вот дуреха!

— Мило–ок!

Изба кинулась мне навстречу с такой прытью, что раздражение мигом испарилось, и я лишь с легким упреком покачал головой:

— Что же ты без невидимости?

— Да зелий мало осталось, — вздохнула она, — а для новых кой–чего не хватает.

— Сейчас в сундуке поищу, наверняка там осталось немного этой серебристой дряни, — пообещал я, подходя к ней.

— Пыли–то как раз достаточно, а вот чесночный пчелогон закончился. Травка такая, самая обычная. Вонючая, конечно, зато ее в любом лесу можно найти. А здесь разве что–нибудь соберешь?

С растительностью и в самом деле было негусто, вокруг каменистая равнина с торчащими кое–где пучками пожухшей травы. Придется на обратном пути завернуть в лес за этим самым пчелогоном. Главное, запас пыли пока не иссяк.

— Ладно, — я махнул рукой. — Если вдруг появятся чужаки…

— Да нет тут никого, я все это время одна простояла. Жду–жду вас… Уж все дела переделала, — без умолку тараторила изба. — Заждалася. А остальные скоро придут?

Ну и болтушка, слово не дает вставить. Соскучилась.

Вскарабкавшись по лестнице, я бросился к сундуку. Вдруг она сочла нимфусы мусором и выкинула? Нет, вот они, красавчики, бережно завернуты в старую тряпку. От долгого лежания парашютики свалялись и теперь напоминали комок розовой ваты.

— И я рад тебя видеть. Но прилетел ненадолго, так что придется еще немного потерпеть.

— Да как же, голубь? Исхудал–то как, бедненький, небось одним мхом в этих горах питался.

Ее болтовня порядком достала, я подошел к окну и ткнул пальцем в ковыряющегося в щебне Ламуса.

— Этот мох оказался волшебным. Посмотри, как Диоген вымахал.

Василиса в растерянности замерла, но, звякнув многострадальной посудой, хихикнула:

— Экий ты шутник. Не думай, взгляд у меня вострый. Чтоб я нашего Диогешу с этой здоровенной курицей перепутала? Да ни в жисть.

— Это ты зря, — продолжал я гнуть свою линию. — Сама подумай, если тебя расширить и надстроить, разве кто–нибудь сможет узнать?

Изба смолкла, казалось, я слышу, как скрипят ее извилины где–то в районе крыши. Ничего, пусть немного поразмышляет, хоть в тишине посижу. Интересно, что она скажет, когда прибудет настоящий Диоген? Будет решать, то ли ее надули, то ли он сдулся.

— Василис, дай–ка пустой пузырек.

— А вон, в буфете стоит. Эй–эй, зачем столько берешь?

Всего три, между прочим: Марусе, себе и на всякий случай Кархуму — не жалко.

— Милок, почто ж ты добро переводишь?

Не обращая внимания на ее крики, я зажал лезвие меча и полоснул по ладони. Кровь тонкой струйкой побежала по руке, и вскоре все склянки наполнились. Эх, надо было все–таки Диогена прихватить, подлечил бы сразу.

— На соседней полке зелья здоровья стоят, — проворчала Василиса, словно прочитав мои мысли. — Я их много наварила, бери, сколько хочешь. А на столе — пирожки свежие.

Вот ведь, злится, а все равно заботится. Повезло мне, конечно, с избушкой.

Я глотнул зелья и вскоре уже летел обратно, прижимая к груди сверток с пирогами.

Каким образом Кархум вернулся, я спрашивать не стал, но холценгольф привез меня к его жилищу, а не в замок. У входа в пещеру стояли четыре воина с копьями и круглыми щитами. Как и все зенолы, они были худыми и высокими, с пучками серебристо–седых волос на макушках. На щитах, украшенных причудливым орнаментом, болтались пушистые, похожие на чернобурку хвосты. Я сделал шаг к проему, охранники с подозрением посмотрели на мое оружие, но расступились.

Внутри горел факел, ярко освещая центр пещеры, углы же тонули в полумраке. Шаман сидел за столом, спиной ко мне, и что–то читал.

— Принес? — спросил он, не оборачиваясь.

Я открыл было рот, чтобы ответить, но в этот момент заметил в глубине пещеры клеть, сооруженную из толстых веток. А в ней — Марусю. Так–то Кархум наш договор выполняет?! Представляю, что он сделал с Лехой и Верлимом.

Забыв обо всем на свете, я рванул на помощь Марусе, и тут в свете факела увидел ее лицо: налитые кровью глаза совершенно бесстрастны, в уголках губ торчат два острых клыка. Выходит, зря я грешу на шамана…

— Ага, — скорбно ухнул сидевший у клетки Диоген. — Опять началось.

— Темная сущность почти одолела твою подругу, — сочувственно сказал подошедший сзади Кархум и тут же добавил: — Так ты принес то, что должен?

Кивнув, я положил сверток с семенами на стол. Шаман забрал нимфусы, и по тому, как дрогнули его руки, я понял, насколько