Воронцов. Перезагрузка. Книга 7 - Ник Тарасов

в своём обычном платье. Лицо её выражало смешанные чувства — радость от того, что у неё теперь есть такой наряд, и грусть от необходимости с ним на время расстаться.

— Ничего, солнышко, — сказал я, обнимая её за плечи. — Скоро ты снова его наденешь. И все дамы на приёме от зависти позеленеют, как твоё платье.

Машенька улыбнулась:

— Спасибо, Егорушка. И вам, Матвей Иванович, и вам, Марья Петровна, и всем-всем мастерицам — огромное спасибо! Я никогда не забуду, что вы для меня сделали.

Матвей Иванович и Марья Петровна поклонились, явно тронутые искренней благодарностью.

— Для нас это честь, Мария Фоминична, — сказал портной. — Надеемся, что это не последняя наша работа для вас. Будем рады видеть вас снова, когда приедете в город.

Дунька и Прасковья тщательно упаковали платье, туфли и все аксессуары. Платье уложили в специальный короб, предварительно проложив между складками тонкую бумагу, чтобы ничего не помялось. Туфли завернули в мягкую ткань и поместили в отдельную коробку. Колье, перчатки, веер и шаль также были бережно упакованы.

— Всё готово, Мария Фоминична, — сказала Прасковья, закрывая последнюю коробку. — Можем отправляться.

Мы ещё раз поблагодарили Матвея Ивановича и всех мастериц, и направились к выходу. Дунька и Прасковья пошли за нами, неся коробки с нарядом.

По дороге к постоялому двору Машка щебетала без умолку. Она то вспоминала, какое красивое платье, то восхищалась вышивкой, то примеряла мысленно колье. Я слушал её, улыбаясь. Давно я не видел её такой счастливой и воодушевлённой.

— Знаешь, Егорушка, — сказала она, немного успокоившись, — я ведь никогда в жизни не была на таких приёмах. Даже не представляю, как себя вести…

— Не волнуйся, — успокоил я её. — Ничего сложного там нет. Главное — держись с достоинством, улыбайся и отвечай на вопросы вежливо, но кратко.

Машенька задумалась:

— А танцы? Там ведь будут танцы?

— Наверняка, — кивнул я.

— А я не умею танцевать по-городскому, — расстроилась она. — У нас в деревне только хороводы водили да кадрили простые плясали…

Я задумался. Действительно, это могло стать проблемой. Городские танцы — менуэты, полонезы — требовали определённых навыков.

— Знаешь что, — сказал я, — давай-ка сегодня после обеда устроим урок танцев. Я кое-что умею, научу тебя основам.

— Правда? — обрадовалась Машка. — Ты умеешь танцевать такие танцы?

— Умею, — кивнул я. — Не забывай, я много где бывал и многому научился.

На постоялом дворе нас встретил Захар:

— Егор Андреевич, Савелий Кузьмич спрашивал вас, но я сказал, что вы скоро вернётесь.

— Хорошо, — кивнул я. — А где он сейчас?

— У себя в кузнице. Сказал, что будет ждать вас до вечера.

— Понятно. Сейчас разберёмся с вещами и схожу к нему.

Мы поднялись в свою комнату, и Дунька с Прасковьей аккуратно сложили все коробки с нарядом Машеньки.

— Вот здесь платье, — пояснила Прасковья, указывая на самый большой короб. — Открывать не стоит без надобности, чтобы не помялось. А здесь, — она показала на коробку поменьше, — туфельки и колье. А вот тут — перчатки, веер и всё остальное.

— Спасибо, — поблагодарила Машенька. — Вы так нам помогли!

— Что вы, Мария Фоминична, — смутилась Дунька. — Нам в радость вам помочь. Такая красавица будете на приёме — все ахнут!

Когда девушки с мастерской ушли, я обнял Машеньку за плечи:

— Давай пообедаем, а потом я схожу к Савелию Кузьмичу посмотреть, что он там для нас приготовил.

— А вечером танцам учить будешь? — спросила она, заглядывая мне в глаза.

— Обязательно, — заверил я. — Не переживай, научу тебя всему, что нужно знать. Никто и не догадается, что ты раньше не бывала на балах.

Мы спустились в трактир, где нам подали сытный обед — щи, жареную баранину с гречкой и пироги с капустой. Машка ела с аппетитом, что меня радовало.

— Егорушка, — спросила она, когда мы уже допивали чай с мёдом, — а что если спросят про моё происхождение?

— Скажешь, что ты из купеческой семьи. Это ведь правда. А теперь — законная супруга дворянина Егора Андреевича Воронцова. Ничего постыдного в этом нет.

Она задумчиво покрутила чашку:

— Знаешь, Егорушка, я всё думаю… Иван Дмитриевич — он кто такой? Что ему от тебя надо?

Я вздохнул.

— Он служит государству, — ответил я. — Высокопоставленный чиновник, который ищет… скажем так, полезных для страны людей. И он считает, что я могу принести пользу.

— И ты согласился? — встревоженно спросила она.

— Отчасти, — кивнул я. — Видишь ли, рано или поздно это всё равно случилось бы. Лучше договориться сейчас и на своих условиях, чем потом оказаться в безвыходном положении.

Машенька нахмурилась:

— Не опасно ли это? Не заставят ли тебя делать что-то… не то?

Я взял её ладонь в свои руки:

— Не волнуйся, я буду осторожен. И никогда не сделаю ничего, что могло бы навредить нам или нашему ребёнку. Обещаю.

— Хорошо, — сказала она, немного успокоившись. — Я тебе верю, Егорушка.

После обеда Машенька отправилась отдыхать в нашу комнату, а я пошёл к кузнице Савелия Кузьмича. По дороге заглянул на рынок и купил несколько спелых яблок — Машка их очень любила, особенно сейчас.

Подходя к кузнице, ещё издалека я услышал характерный звон металла и увидел клубы дыма, поднимающиеся из трубы. Когда я приблизился к дверям, звон прекратился, и через мгновение на пороге показался сам хозяин.

— Егор Андреевич! — воскликнул он, вытирая руки о кожаный фартук. — А я вас ждал-ждал, да уж думал, не придёте сегодня.

— Здравствуй, Савелий Кузьмич, — поздоровался я, пожимая его крепкую, мозолистую руку. — Как дела? Как работа?

— Да всё хорошо, — ответил он, пропуская меня внутрь кузницы. — Пневмодвигатели ваши готовы, как я и говорил. А сейчас вот над новым заказом бьюсь — те чертежи, что вы дали.

Внутри кузницы было жарко и дымно. В горне ярко пылал огонь, возле наковальни лежали разные инструменты — молоты, клещи, зубила. В углу стояли два готовых пневмодвигателя, накрытые холстиной.

Я подошёл к рабочему столу, где были разложены чертежи парового двигателя, которые я оставил ему в прошлый раз.

— Ну как, разобрался в схемах?

— Да, Егор Андреевич, — кивнул он, подходя ближе.