Воронцов. Перезагрузка. Книга 7 - Ник Тарасов

— Фёдор Кузьмич уже доставил туфельки, — сказал Матвей Иванович, указывая на коробку в углу. — Сшиты по мерке, которую мы вчера сняли с ноги Марии Фоминичны. Из тончайшей кожи, с небольшим каблуком — удобно и изящно.

Я подошёл к коробке и открыл её. Внутри лежали элегантные туфли из мягкой зелёной кожи, украшенные золотой вышивкой, перекликающейся с узором на платье.

— Отличная работа, — похвалил я. — Фёдор Кузьмич — настоящий мастер.

— Лучший сапожник в городе, — с гордостью подтвердил Матвей Иванович. — А для вас, Егор Андреевич, не желаете ли новый камзол? Под стать платью супруги?

— Благодарю, но у меня есть подходящий наряд, — ответил я. — Сейчас главное — чтобы Маша выглядела лучше всех.

Из-за ширмы донеслись восторженные возгласы швей. Видимо, платье было уже надето, и результат превзошёл все ожидания.

— Егорушка! — позвала меня Машка. — Можно уже смотреть!

Я подошёл ближе к ширме. Марья Петровна отодвинула её, и… Я замер на месте, не веря своим глазам.

Передо мной стояла не деревенская девушка, а настоящая дворянка. Платье сидело на Машеньке идеально, подчёркивая её стройную фигуру и при этом искусно скрывая едва заметные признаки беременности. Изумрудный цвет удивительно шёл к её светлой коже и волосам.

— Ну как? — спросила Машенька, делая осторожный поворот вокруг своей оси. Платье зашелестело, золотая вышивка заиграла в лучах солнца. — Хорошо?

— Машенька… — я не мог подобрать слов. — Ты… ты прекрасна!

Она счастливо улыбнулась, а потом вдруг заметила своё отражение в большом зеркале, которое стояло в углу мастерской. Она замерла, не узнавая саму себя.

— Господи, — прошептала она, — неужели это я?

— Вы, Мария Фоминична, вы, — подтвердила Марья Петровна, поправляя складку на юбке. — Как вам наша работа?

— Это… это чудо какое-то, — пролепетала Машка, не отрывая взгляда от зеркала. — Никогда не думала, что буду так выглядеть…

Она осторожно прикоснулась к вышивке на лифе, провела пальцами по жемчужинам, украшавшим вырез.

— Егорушка, спасибо тебе! — воскликнула она, поворачиваясь ко мне.

— Ты самая красивая во всей губернии, — ответил я.

Машенька подошла к зеркалу ближе, рассматривая каждую деталь своего наряда. Её лицо светилось таким счастьем, какого я давно не видел.

— А туфельки примерьте, — предложил Матвей Иванович, подавая коробку.

Машка с помощью Марьи Петровны обулась в новые туфли. Они идеально подошли ей по размеру.

— Удобно? — поинтересовалась мастерица.

— Очень! — кивнула Машка, делая несколько шагов по комнате. — Как раз по ноге.

Матвей Иванович смотрел на результат своих трудов с нескрываемой гордостью:

— Что ж, кажется, всё отлично! Не зря мы всю ночь трудились.

— Всю ночь? — переспросила Машенька. — Вы не спали?

— Какой там сон, — махнула рукой Марья Петровна. — Когда такую красоту делаешь, о сне и не думаешь. Главное — результат.

Матвей Иванович подошёл ко мне ближе:

— Егор Андреевич, а вот ещё кое-что. Для завершения образа.

Он достал из ящичка небольшую шкатулку и открыл её. Внутри лежало изящное колье — тонкая золотая цепочка с подвеской в виде капли из крупного зелёного камня, обрамлённого мелкими жемчужинами.

— Хризолит, — пояснил портной. — Под цвет платья. У меня знакомый ювелир в Петербурге есть. На углу Невского и Большой Морской есть такой ювелирный «Магазейн» мастера Григория. Так вот иногда, когда у него бываю — такие вот чудесные изделия беру.

Я взял шкатулку и внимательно рассмотрел украшение. Работа была действительно тонкая, изящная.

— Берём, — решил я. — Машунь, иди сюда.

Она подошла, осторожно передвигаясь в непривычно пышном платье.

— Смотри, — я показал ей колье. — Как тебе?

Глаза у Машки расширились от удивления:

— Ой, какая прелесть! — воскликнула она. — Но… это же, наверное, очень дорого…

— Для тебя ничего не жалко, — ответил я. — Повернись-ка.

Я осторожно застегнул колье на её шее. Камень идеально лёг в ложбинку над вырезом платья, словно был создан специально для него.

— Ну вот, теперь совсем хорошо, — удовлетворённо сказал я.

Машка снова подошла к зеркалу. От её скромности не осталось и следа — сейчас она просто наслаждалась своим преображением.

— Надо ещё причёску сделать, — задумчиво произнесла Марья Петровна, глядя на Машины волосы, собранные в простой пучок. — Завитки, локоны… На приёме у градоначальника нужно выглядеть соответствующе.

— Я знаю отличного парикмахера, — сказал Матвей Иванович. — Француз Жан-Пьер. Мастер своего дела. Причёски делает такие, что в Петербурге завидуют. Могу послать за ним, пусть завтра с утра придёт к вам на постоялый двор.

— Было бы замечательно, — кивнул я. — Сколько я вам должен за всё это великолепие?

Матвей Иванович назвал сумму, и я, не торгуясь, достал деньги. Цена была высокой, но вполне справедливой за такую работу, выполненную в столь сжатые сроки.

— А перчатки и веер я вам просто так отдаю, — добавил портной. — В подарок. Чтобы Мария Фоминична на приёме была самой красивой.

— Спасибо, Матвей Иванович, — искренне поблагодарил я. — Вы сделали невозможное за такой короткий срок.

— Для вас, Егор Андреевич, — всё возможно, — улыбнулся портной. — Мы же понимаем, кто вы такой и какая честь для нас работать на вас.

Машенька, слушавшая наш разговор, вопросительно посмотрела на меня, но я лишь слегка покачал головой — потом, мол.

— Теперь нужно всё это аккуратно доставить на постоялый двор, — сказал я.

— Не извольте беспокоиться, — заверил Матвей Иванович. — Я пошлю с вами Дуньку и Прасковью. Они всё упакуют как следует и доставят в сохранности.

Машенька с явной неохотой направилась обратно за ширму, чтобы переодеться в свою обычную одежду. Я видел, как ей не хотелось расставаться с этой сказкой, но до приёма носить такое великолепие было бы неразумно.

Пока Машка переодевалась, Матвей Иванович подвёл меня к столу, где лежала ещё одна коробка:

— А это для вас, Егор Андреевич. Небольшой подарок от нашей мастерской.

Я открыл коробку и увидел пару белоснежных перчаток из тончайшей кожи, расшитых серебряной нитью.

— Я знаю, вы сказали, что у вас всё есть, но позвольте всё же преподнести этот маленький дар.

— Спасибо, — кивнул я, принимая подарок. — Очень кстати.

Из-за ширмы вышла Машенька, уже