Учитель. Назад в СССР - Дмитрий Буров

Зинаиды. Девчонка не шла, а плыла, покачивая бёдрами, прижав коробку к крутому боку, словно кувшин. И ведь знала, зараза, что хороша. И что мужики сейчас, и стар и млад, как говорится, смотрят ей вслед и разве что слюни не пускают.

— Эх… зар-ра-з-за! — высказал всеобщее мнение Митрич. — Мне б годков десять скинуть. Уж я бы… Эх!

— Каких десять, Митрич, — Зинаида передала картонный ящик председателю и развернулась к нам, уперев руки в бока. — Все двадцать, а то и тридцать, если посчитать.

— Хороша, чертовка, — ещё шире расплылся в улыбке мужичок, гордо нас всех оглядел и гаркнул. — Чего стали, оглоеды, а ну, давай, шевелите поршнями!

Мы с Вячеславом переглянулись и принялись переносить коробки в «Виллис». Иван Лукич утрамбовывал их в машину, а Митрич больше руководил, чем помогла. Ну, да никто не был обиде от его добродушных подколок и ворчания.

— По коням, паря! — убедившись, что все загрузили и в салоне вертолёта не осталось ни единой бумажки, скомандовал Митрич. — Ну, бывай, Славка. Не забывай мать-то, наведывайся, — строго нахмурился, пожимая руку на прощанье.

— Как можно, дядь Вась, поклон ей от меня. Скажи, на тех выходных в гости прилечу.

— Ну, добро, — Василь Митрич довольно кивнул и потопал в машину.

— Спасибо, — поблагодарил я пилота и тоже пожал протянутую ладонь.

— Бывай, Егор. Если что надо привезти или заказать, не стесняйся, всё решим через Митрича или Лукича, — кивнул Вячеслав Синицын, забрался в свою Аэромоль и был таков.

Я подошёл к «виллису» и занял место рядом с водителем. Выбора мне не оставили: едва заметно недовольная Зинаида сидела рядом с Митричем на заднем сиденье. Я хмыкнул про себя: это ж любопытно, чью честь дядь Вася нынче блюдёт, мою или фельдшерицы?

Мотор взревел, и мы помчались по накатанной дороге.

— Вы, Егор Александрович, не переживайте! — начал тем временем председатель. — Мы вас в пустой дом поселим, всё чин по чину. Своё жильё, значит, у вас будет. Ну, не совсем пустой. Меблишка кой-какая имеется. Бабы наши постельное вам сварганили на первое время, посудку подсобрали. Понятное дело, у нас тут не Москва, центрального водопровода нет, но зато вода у нас хорошая, колодезная. Ух и студёная!

Иван Лукич показал большой палец.

— Это да, — пророкотал за нашими спинами Митрич.

— Школа у нас небольшая. По-хорошему, вам бы сегодня с директором познакомиться, да вот беда приключилась…

— Что такое? — поинтересовался я.

— Радикулит скрутил директора нашего, Юрия Ильича Свиридова. Он у нас и директор, и завхоз, и много чего ещё, — председатель покосился на меня, проверяя реакцию на его слова.

К многозадачности мне не привыкать, поэтому я никак не отреагировал. Иван Лукич довольно улыбнулся в пушистые пшеничные усы и продолжил свой рассказ.

— Деревня у нас небольшая, совхоз ладный, в передовиках идём, — с гордостью поведал мне. — Школа маленькая, всего на сто детишек. Но зато дружная, как в семье душа в душу все живут, и ребятишки, и учителя. С учителями, правда, напряжёнка, — закручинился председатель. — Я уж и в райком писал и в образование ваше ездил. Не поверишь, до первого секретаря дошёл с жалобами! — Иван Лукин покрутил головой.

— И как? — с любопытством спросил я.

— Каком к верху, — раздалось позади.

— Митрич! Ну что ты, право слово! — председатель кинул на дядь Васю осуждающий взгляд в зеркало. — Нету кадров, говорят. Кадры они вроде как есть, да вот на нашу долю недостаёт. Хорошо хоть вы нам достались, — довольно улыбнулся Иван Лукич. — Вам у нас понравится, Егор Александрович, точно говорю. У нас хорошо раздолье. Летом и рыбалка имеется, зимой опять-таки охота. Грибы, ягоды, загляденье. Приехали!

Председатель дал по тормозам, «виллис» резко остановился.

— А вот и дом ваш, Егор Александрович, — несколько напряжённым тоном произнёс Иван Лукич, выбираясь из автомобиля. — Добро пожаловать в Жеребцово!

Я вышел из машины и едва не заржал в голос, представив реакцию молодого идеалиста из столицы на халупу, которую председатель так смело назвал домом. Когда-то перед замызганными ныне окнами добрые руки хозяйки разбили цветник. Сейчас от него остались только воспоминания, как и от былой красоты дома. Деревянные стены покрывала облупившаяся синяя краска, резные наличники стыдливо смотрели на нас облезлым белым цветом и. К моему удивлению, относительно чистыми окнами.

Сам домишко был небольшим, на три окна, с петухом на коньке. Здание выглядело настолько необжитым, что даже у деревянной птицы поникли перья, когда-то выкрашенные разноцветной краской.

— Вот, Егор Александрович, дом ваш, проходите, — жизнерадостно ворковал председатель, делая страшные глаза в сторону Митрича.

Дядь Вася с совершенно невозмутимым лицом раскочегаривал цыгарку, не замечая выразительной мимики Ивана Лукича.

— Заборчик мы починим, вы не волнуйтесь. Вон, Василий Дмитрич и починит. Он у нас рукастый! Всё умеет, и по столярному делу, и по строительному, даже в электричестве разбирается, — рекламировал Митрича председатель Звениконь.

Дядь Вася довольно сопел, пускал дым кольцами и важно поглядывал то на явно давно не чиненую крышу, то на заросли травы перед домом, то косился на меня, когда я не видел, по его мнению. Видимо, проверял мою реакцию на жеребцовское гостеприимство.

М-да, оказался бы на моём месте столичный мальчик Егорка, не удивлюсь, если бы он тут же и сбежал, роняя туфли, подальше от деревенской романтики. Хотя пацан армию отслужил, может, и сдюжил бы. Я так точно не сбегу.

— Не переживайте, починим, — засуетились председатель, заметив выломанную штакетину. — Мальчишки балуются, — смутился Иван Лукич. — Мы вам вот тут веточку вишенки подпилим, они и не будут лазать, — смущённо стрекотал Звениконь.

Я продолжал молча наблюдать за представлением, медленно продвигаясь вслед за мужчинами в сторону дома. Иван Лукич снял со столбика привычный деревенский запор: петлю из проволоки, толкнул калитку, и она едва не пришибла незадачливого председателя.

— Ох, я кому-то задам! Никаких отгулов, ироды! Если учитель смоется, вы у меня премий пятилетку не увидите, — тихо прошипел Звениконь. — Я тебя что просил?

— Так я Фёдора отрядил на это дело, — громким шёпотом оправдывался Митрич.

Шёпот у него выходил так себе, но я делал вид, что любуюсь видами и ничего не слышу.

— Митрич! Это что за саботаж? — повысил голос председатель, когда