Мода как культурный перевод. Знаки, образы, нарративы - Патриция Калефато

из экранизации Дэвида Лина, причем эта мода достигла и тех регионов, где подобный выбор трудно объяснить погодными условиями. Питер Фальк, в «Небе над Берлином» (Wings of Desire, 1987) Вима Вендерса сыгравший самого себя, «перемерил перед зеркалом уйму шляп, пока не нашел ту, в которой выглядел „настоящим немцем“» (Giannone & Calefato 2007: 32).

В фильме Джозефа фон Штернберга «Марокко» (Morocco, 1930) Марлен Дитрих появляется в цилиндре. Такая шляпа отвечает ритму игривого обольщения и двойственной сексуальности очаровательной певицы кабаре, которую играет немецкая актриса. Изящная шляпка украшает Одри Хепбёрн в «Сабрине» (Sabrina, 1954), когда ее героиня возвращается из Парижа уже не неуклюжей девчонкой, а светской дамой. Наряду с собачкой, которую героиня ведет на поводке, она становится аксессуаром, способным соблазнить недосягаемого Дэвида Ларраби (Уильям Холден). А большая черная шляпа, которую Хепбёрн носит в «Завтраке у Тиффани» (Breakfast at Tiffany’s, 1961), до сих пор остается эталоном для молодых женщин, пусть даже у них не хватит смелости надеть такой головной убор.

В кинематографе шляпа играет важную роль не только на экране, но и в жизни его культовых фигур. Вспомним широкополую шляпу Федерико Феллини или Орсона Уэллса, на лицо которого неизменно падает тень от шляпы, или Серджио Леоне с его кепкой. Если говорить о женщинах, в памяти всплывают образы Софи Лорен 1970‑х годов в шляпах, сочетающихся с большими темными очками.

Коснемся и анимационного кино: в 1946 году Уолт Дисней снял известный мультфильм, где «оживил» шляпы. Это чудесная история любви двух шляп, у которых есть имена. Он – Джонни Федора; федора – фасон мужской шляпы с широкими полями. Она – Элис Блюбоннет, или «голубая шляпка».

Несомненно, слово «превращение» удачнее всего характеризует влияние шляпы на жизнь как реального человека, так и персонажа фильма. Шляпа способна преобразить невыразительное лицо, окрасить румянцем бледные щеки, скрыть нервозную застенчивость. Именно поэтому шляпа – важный нарративный объект и незаменимый аксессуар для создания образа, особенно кинематографического.

Шляпа выступает как один из ключевых знаков трансформации, происходящей с героиней и рассказчицей в повести Маргерит Дюрас «Любовник» (L’Amant):

Вот как, наверное, было: я примерила шляпу просто так, смеху ради, глянула в висевшее в лавке зеркало и увидела, что мое худое лицо и угловатая фигура вдруг преобразились, перестали быть досадными природными недостатками и сделались, наоборот, чудесными дарами, полученными от природы. Я вдруг поняла, что они желанны. Словно увидела себя со стороны – незнакомку, доступную любому, открытую всем взглядам, в городах, на дорогах, на перекрестках – и желанную. Шляпа моя, я ношу ее не снимая, я владею шляпой, которая создает мой образ, и отныне я всегда буду носить ее (Дюрас 2008).

Героиня, худенькая, как подросток, носит широкополую мужскую шляпу, и эта необычная, оригинальная и несовершенная деталь полностью преображает ее, позволяя ощутить себя кем-то другим. Предмет, пробуждающий у героини новые для нее ощущения, противопоставленные некритичному, стереотипному отождествлению с объектом-мифом, свидетельствует о ее тяге к острым, неординарным, рискованным переживаниям. Эта двойственность, противостояние двух крайностей, необычность вызывают особое эстетическое наслаждение, не привязанное к понятию красоты, но превращающее тело в средоточие переходных процессов и превращений. Эмоции, сопряженные с ношением одежды, похожи на эмоции, сопутствующие переживанию времени, которое оставляет на теле свои письмена. Чувственное приобретает здесь политическое измерение: восприятие, общение, выбор той или иной одежды носят порой характер сопротивления образам, сложившимся в массовом сознании, и попыток поделиться своим видением с другими.

Солнцезащитные очки

Кто сказал, что летом мы только раздеваемся? Конечно, из‑за жары мы сбрасываем несколько слоев одежды, убираем в шкаф колготки, свитера и куртки. Руки, ноги, шея освобождаются от рукавов, брюк и стягивающих горло воротников. Однако на уровне головы происходит нечто странное, любопытным образом обратное этой тенденции. Летом мы не только надеваем шляпы, чтобы не напекло голову, но и надеваем солнцезащитные очки, переключающие внимание с головы на лицо.

Защищать глаза линзами человечество научилось относительно недавно. Первые линзы появились около XIII века и были предназначены исключительно для коррекции зрения. Темные же линзы, приглушающие естественный свет, появились еще позже – первые попытки сконструировать такие очки относятся только к концу XIX века, а более радикальные решения – уже к ХХ столетию. До этого жители Крайнего Севера, например инуиты, защищали глаза от резких солнечных лучей, еще более болезненных из‑за характерного для этих широт отражения света, с помощью кусочков дерева или кости с прорезью посередине. Использование кристаллов или матовых стекол для увеличения изображений зафиксировано еще в Древнем Риме. В других культурах для защиты использовались накидываемые на голову ткани, покрывала, шляпы с широкими полями, козырьки и – за неимением лучшего – даже собственные волосы.

Популярность «протезов» с темными стеклами, которые мы крепим за ушами, на Западе начала расти в 1930‑х годах, после того как их начали носить первые авиаторы и пилоты. Мода не раз вдохновлялась войной и спортом. Многие варианты ношения, знаки и модные объекты навеяны, с одной стороны, военной формой, с другой – спортивной. Можно даже сказать, что одной из функций войны была компенсация смертей и разрушений символическим или материальным сохранением предметов одежды или аксессуаров, принадлежащих к военной форме. Если же говорить о спорте, то с начала ХX века спорт, как и мода, часто превращается в зрелищное массовое развлечение, причем в современную эпоху это уже не прерогатива аристократов, а форма повседневного социального взаимодействия.

В 1937 году Эдвин Лэнд основал компанию Polaroid и начал выпускать изобретенные им поляризационные очки. На этом этапе необходимость защищать глаза уже была неотделима от внешней привлекательности, тем более что мода, кинематограф и реклама начали внедрять в массовое сознание идею, что глаза, скрытые темными очками, приобретают чарующую загадочность. Голливудские звезды прибегали к солнцезащитным очкам как к маскам, позволяющим спрятаться от публики или, наоборот, привлечь к себе внимание. Страницы летних выпусков модных журналов – Vogue и Harper’s Bazaar классического периода, то есть 1950–1960‑х годов, – пестрят моделями в темных очках. Именно очки Одри Хепбёрн в «Завтраке у Тиффани» – классические «вайфареры» – придали образу женщины в очках положительные коннотации, по крайней мере когда речь шла о темных очках. До этого в голливудском кино женщины, носившие очки для коррекции зрения, изображались в негативном ключе. Особенно явно это считывается у Альфреда Хичкока. В «Головокружении» (1958) он символически противопоставил красавицу Ким Новак, в которую влюбляется Джеймс Стюарт, играющий главного героя, – художнице, иллюстрирующей модные журналы (Барбара Бел Геддес). Последняя носит очки, поэтому отношения с ней у героя могут быть исключительно дружеские и «братские». Конечно,