Память тела - Михаил Наумович Эпштейн

погасила его. Сеанс лучше проходит в темноте, под тихую восточную музыку. В выданном мне кимоно я растянулся на тахте, она наклонилась надо мной и стала колдовать руками.

Тогда я впервые стал понимать, что такое руки. Она водила их надо мной, не прикасаясь, но я чувствовал, как теплеет пространство вокруг меня и через него начинают течь какие-то флюиды, словно потрескивают молнии, и нежные разряды этого электричества входят в меня – не возбуждают, а успокаивают, но при этом наполняют силой. Потом она от этих отдалённых пассов перешла к контактным, стала касаться некоторых точек тела – на лбу, на плечах, на груди; и от этих точек действительно шла энергия, которая превращалась в теплоту, в полноту дыхания, в тихую радость тела. Ни разу она не дотронулась до средоточия моих мужских нервов и даже во время воздушных пассов избегала приближаться к нему. Но я чувствовал, как флюиды, пробуждённые ею в других частях тела, стекаются туда, хотя и без всякого наружного проявления. Суть была не в этом боевом органе, а в её руках, в этом сочетании усилия и податливости, нежности, загадки и соблазна. Это были руки колдуньи. Не думалось ни о чём – только о её руках, которые сосредоточили в себе всё то, что мужчина понимает под женственностью: то, что владеет им, когда ему кажется, что он всем владеет. Хотелось, чтобы они забирали меня целиком, проникали внутрь…

Она покинула меня, оставив наедине с музыкой, потом вернулась, включила свет. Что? – спросила она одними глазами. – А я и впрямь стал лучше видеть внутренним зрением и сразу понял её вопрос.

– Руки, – сказал я, – невероятные руки!

Она поднесла их ко мне, я хотел их поцеловать, но не стал этого делать, а только лежал и смотрел на неё, и, видимо, в моих глазах она увидела, что я мысленно целую её ладони.

– Вот видите, – сказал она мне, – а ведь это только первый сеанс. Сколько времени мы потеряли, пока занимались болтологией.

– А что дальше? – спросил я. – Куда двигаться после этого?

– Есть три формы рэйки, – объяснила она. – Рэйки себе, сеанс другому человеку и получение сеанса от другого человека. Да, другой человек, получив энергию рэйки, особенно если впервые, настолько переполняется ею, что становится её благодатным источником для того, кто провёл с ним сеанс. Вчера я провела его с собой, сегодня с вами, завтра вы проведёте его со мной.

Остаток дня у меня прошёл во внутренней борьбе. Мне очень хотелось провести с ней сеанс рэйки. Но я понимал, что силы мои окажутся на пределе: я могу не выдержать напряжения и коснуться её совсем не так, как положено и как накануне она касалась меня. Как я буду водить руками над её полуобнажённой грудью? Как буду в темноте трогать её плечи, живот, не давая волю своим тёмным желаниям? Я измучу себя – или превращу это таинство исцеления в любовную схватку. Где гарантии, что она не захочет искать вместе со мной фиолетовый свет? Что не упадёт в обморок? Что я буду делать с ней, пришелец в чужом городе и налётчик в чужой семье? Если она оттолкнёт меня или привлечёт к себе – это будет одинаково плохо. Это разрушит всё то, что складывалось между нами и обещало, быть может, прекрасный фиолетовый союз в будущем. Я посмотрел на свои руки. Что я буду делать с ней этими глупыми, топорными руками? Какую энергию я смогу ей передать?

На следующий день меня попросили провести итоговые консультации со студентами, и мы не встретились. Так решило за нас провидение или случай. А потом мне уже было пора собираться в дорогу, складывать вещи, и она помогала мне. Про рэйки мы не заговаривали. На прощание она сказала:

– Надеюсь, вы ещё побываете у нас. Жаль, если вы остановитесь в самом начале пути. У вас определённо большой потенциал к приятию, а вероятно, и к передаче энергий.

– Конечно, – сказал я. Она глазами задала мне вопрос, который я понял, но предпочёл не ответить. Она отвезла меня в аэропорт. Мы обнялись, попрощались – оба старались выглядеть строже, чем хотелось.

Я позвонил через день: долетел благополучно, всё в порядке, а как у вас? – всё в порядке.

Потом отдался суете дел, но всё время чувствовал на себе прикосновения её рук, тепло, искры, магнитное притяжение…

Позвонил только через год.

– Страшная история! – сказала она. – Муж по дороге домой не справился с управлением. Шёл дождь. Налетел на дорожный столб. Умер почти мгновенно.

Мы долго молчали. Она продолжала:

– Теперь я могу это выговорить, а раньше не могла, – мне кажется, он инсценировал несчастный случай. К тому всё шло.

Опять долгое молчание.

– Вы занимались с ним рэйки? – спросил я.

– Да, он подавал большие надежды. Принимал в себя много энергии… непонятно только, куда она уходила… У него были талантливые руки. Он мог стать виртуозом…

– Простите, что долго не звонил.

– Я ничуть не в обиде, наоборот, это говорит о вашей чуткости. Вы ждали. Безотчётно, бессознательно. Это случилось всего месяц назад. Вы почувствовали новые обстоятельства…

Мне вдруг почудилось, что её волшебные руки простёрлись через континент и опустились мне на плечи…

Это был последний наш разговор.

Айфон

Когда он проснулся, она лежала уже с айфоном в руках, просматривала блоги и телеграм-каналы. Он придвинулся к ней, приобнял. Спросил:

– Я тебе не мешаю?

– Нет, даже приятно, – ответила она, не отводя глаз от экрана.

Он до глубины души ненавидел этот айфон, но опасался проиграть в открытой борьбе с ним и заслужить кличку «эгоиста», которому наплевать на весь остальной мир. Поэтому вслух позволял себе только беззлобные шутки, называя его «афиген». Наглый, порочный субъект, который прямо под боком занимается с его женой «четвёртым» видом секса – визуальным. Фаллоимитатор для глаз. Особенно невыносимый по утрам, когда всё так нежно, желанно, духоподъёмно.

Впрочем, иногда он ценил этого урода за моменты приятного времяпрепровождения под сенью девушек в цвету.

– Катька запостила свой отдых на Мальдивах. – И жена показывала ему подругу, смело раскинувшуюся на солнечном песке.

– Послушай, что Надя наговорила. – И прокручивала нежное воркование со словом «целую» в конце.

А поскольку ему были известны от жены подробности личной жизни её подружек, то эти картинки и голоса наполнялись для него магией присутствия и осязательных грёз.

Пока он проявлял настойчивость, она не отрывала глаз от экрана, но всё-таки сочувственно спросила:

– Я тебе не мешаю?

– Нет, даже приятно, – в тон ей ответил он.

В самом деле,