Память тела - Михаил Наумович Эпштейн

голову, разобраться в деталях. Тающий обрывок летучей гряды иных миров.

Какой-то голос шепнул ему, что не стоит записывать, а тем самым и увязать в той боковой ветви мироздания, куда ему случилось забрести. Всё-таки знаки материальны, и неизвестно, куда это заведёт. Рукописи не горят, записанные сны тоже. Лучше просто стряхнуть это видение, стереть из памяти, чтобы оно не повлекло последствий в реальности, – пусть не слишком увлекательной, но удобной. Зачем тащить за собой в дружный коллектив эмоциональный послед этой чудовищной галлюцинации? Тем не менее он всё подробно запечатлел, а там, где на воспоминания набегала рябь, чуть-чуть дорисовал воображением. Одна завязала ему глаза своим лифчиком и требовала играть с ней в жмурки. Другая бросала ему издалека золотые монеты, которые на лету превращались в пчёл и жалили его в губы. Третья презрительно на него поглядывала, сомневаясь в его достоинствах, и смеялась ярко накрашенным ртом, когда он прижимал её к стене и доказывал… По мере того как он увязал в пикантных подробностях, ему становилось не по себе, но, как добросовестный финансист с привычкой к точности, он зафиксировал всё до мельчайших деталей.

На следующий день отделу предстояло подготовить важное письмо в вышестоящие инстанции о перспективах работы и планах действий. Все должны были заранее прочитать документ и внести поправки для всеобщего обсуждения. В одном из параграфов упоминалось о «преодолении европоцентристского уклона в экономических стратегиях». Он, как самый грамотный и дотошный в отделе, поправил ошибку – убрал ненужный дефис, нажал «сохранить». И вдруг слово «европоцентристский» размножилось и, хотя и в правильном написании, издевательски заплясало по всему тексту. Вроде как чёрточка оказалась чертовкой и сыграла с ним злую шутку, вызвав цепь хаотических команд.

Выглядело это примерно так:

«С целью дальнейшего усиления европоцентристской направленности нашей стратегии рассматривается введение новых европоцентристских стандартов в систему управления качеством. Исследуя рынок и конкурентов, мы разрабатываем европоцентристские цели и методы в оптимизации производства, в повышении европоцентристской мотивации и квалификации сотрудников. Предполагается дальнейшая оценка европоцентристской эффективности и адаптация наших планов в зависимости от результатов».

И так все пять страниц. Это была буйная и опасная оргия всего текста, который кривлялся, высовывал язык и подвергал поруганию священные заветы их компании в её неустанной работе на благо отечества. Конечно, это было нелепо, гротескно, никто в здравом уме так бы не написал, – но получился самый настоящий манифест, который, прячась за дурацкий глитч, проводил антигосударственные идеи. Он почувствовал, что опять угодил в ту самую боковую ветвь мироздания, куда ему не следовало соваться. Оргия так оргия! – раз ты бесчинствовал во сне, составил документик со всеми подробностями, – теперь получай оргию уже в большом документе. Простые и неотменимые правила: всё сделанное возвращается к тебе как воздаяние. Ужас! В тот момент, когда он нажал клавишу «сохранить», этот текст стал доступен всем сотрудникам и начальству. Ну конечно, это будет воспринято как идеологическая диверсия под видом якобы технического глитча. Почему-то этот казус случился не с сотнями других слов, а именно с этим, взрывоопасным.

Он вдруг понадеялся, что это тоже сон. Потёр глаза, ущипнул за ухо, но не проснулся. Это была та самая неостановимая оргия сна, которая выползла в реальность и разбушевалась. И тут же пришла записка от коллеги, бросавшей в него монеты: «Ты что, с ума сошёл?» А вот и от начальницы, с которой он достиг пика перед тем, как проснуться: «Я в полном шоке. Что это за непотребство? Кто мог такое допустить?» А та коллега, что завязывала ему глаза, написала: «Не верю своим глазам. Разнузданная оргия либерализма!» Милее и сообразительнее других оказалась секретарша: «Я попробую это стереть». И стёрла. Через несколько минут на экран вернулся прежний документ с той же орфографической ошибкой – но в правильном идейном контексте.

Так документ и пошёл на самый верх – с дефисом, поскольку трогать этот злополучный знак, рискуя вызвать новый хаос, уже никто не решился.

Порочный вариант всё-таки успел промелькнуть в офисных компьютерах и не остался без последствий. Виновника вызвали на директорский этаж, где он, проклиная технический промах, извинял свой поступок радением за чистоту родного языка и в доказательство демонстрировал орфографический словарь, где страшное слово «европоцентризм» было написано по правилам, без дефиса.

– Ладно, – сказал директор, – спустим на тормозах. Но помните: политика выше грамматики! За дефис нас никто не съест, а за антипатриотические высказывания сожрут с потрохами. Работайте пока без организационных выводов.

И в слове «организационный» ему почудилась усмешка судьбы, глумливое эхо от одной ветви мироздания к другой – слово «оргия».

Путеводный запах

Запах женщины – невидимая нить, протянутая через лабиринт чувств, из которого нет исхода.

Жан-Мишель Лембер

Познакомились в театре, в антракте – наткнулся на старую приятельницу, а та представила свою подругу. Яркие глаза, полные губы. Когда все расселись, рядом с ней оказалось пустое место. Подсел. Пошептались во время спектакля. От неё шёл сладкий душноватый запах цветочно-звериной плоти. Договорились на следующий день пойти на другой спектакль уже вдвоём, раз она такая театралка. Встретились у входа, посмотрели на снующую публику, засмеялись – и пошли сразу к нему домой.

Пили, закусывали, потом она медленно, дразня его, раздевалась – и заполняла своим запахом комнату. Бросились в постель – крутая, сноровистая… Он вдыхал её плечи, грудь и чувствовал всё тот же дурманящий запах. То ли от этого запаха, то ли от бешеной скачки он стал как будто падать в медленный обморок – наслаждение всё поднималось, а сознание замутнялось… Он вдруг спохватился, что не успел подготовиться к встрече: вино заканчивается, не сбегать ли в магазин?

– К тебе женщина пришла, какое вино, какой магазин! – Она так влажно, с хрипотцой, произнесла слово «женщина», что он ощутил новый прилив – и отдался ему уже на последнем дыхании.

Запах притягивал и душил. Он распахнул двери, прошёлся по всей квартире – там уже стоял всё тот же густо настоянный запах.

– Что это за духи? – спросил он.

Она засмеялась:

– Я духами не пользуюсь. Это я так пахну. Понюхай. – И сомкнула свои груди вокруг его лица.

Он почти потерял сознание. Когда очнулся, она шлёпала его по щекам и брызгала холодной водой.

– Очнулся, миленький? – сказала она, изобразив полными губами гримаску презрения. И продолжала: – Мало кто из мужиков выдерживает запах женщины. Они делают вид, что нюхают, а на самом деле хватают ноздрями воздух. А если по-настоящему ткнуть их носом, отключаются, как ты.

– И что,