Война по обе стороны экрана - Григорий Владимирович Вдовин

летит следующий подкорректированный снаряд, раздается взрыв попадания. Шустрый поднимает над головой автомат и орет что есть мочи в сторону противника: «Аллаху акбар!!»

Где Киллер, он не знает, с ночи его не видел. Наш сопровождающий нас не торопит – здесь мы можем работать без ограничений, в разумных пределах, конечно. Он присаживается к маленькому костерку, вокруг него собираются бойцы, он является для них носителем сокровенного знания из штаба.

Мы с Димой работаем – я в микрофон произношу какой-то очередной текст, который, может, войдет в будущий сюжет, а может, и нет… «Вон там в тех окопах впереди…» В этот момент я слышу два слабых щелчка на стене справа, как будто на асфальте под башмаком лопается белая пухлая и гладкая ягодка с куста из детства. И тут же стоящий рядом солдат молча прыгает мне на плечи и валит в пыль и обломки пола. Некоторое время мы смотрим друг на друга. Видимо, в моих глазах он читает вопрос. «Так снайпер же!»

Пригибаясь, мы отползаем за угол.

Уже в задней части здания, тыловой, я замечаю солдата со «Светланой Владимировной», то есть СВД. Она закутана обрывками всякого тряпья, как и сам человек. В характере его занятий сомневаться не приходится – это самая загадочная и самая зловещая и неуловимая профессия на войне. Нам удалось потом даже записать с ним интервью (такое в моей биографии произошло впервые), и уже за кадром он рассказал о том, что произошло тогда. Его попросили одновременно с танком решить вопрос того самого «кулэмэтника», и ему удалось засечь точку, и более того – поймать его на движении. Причем выстрел у этих специалистов – это четкая последовательность действий, в том числе и физиологического характера: выдох, фиксация, начало движения пальца на спусковом крючке… И в этот момент он заметил снайпера, своего визави, который отработал по нему, то есть и тот его заметил тоже. Это и были те самые два щелчка в стену. Получается, что украинский пулеметчик работал для украинского снайпера своего рода приманкой, чтобы вытащить на позицию нашего снайпера. Пулеметчик, кстати, замолк. Вопрос с ним решили. Не исключено, что танк решил вопрос и со снайпером тоже. Я вспоминаю рассказы Киллера: «Лежала там снайперша одна, полячка. Красивая. Ну как красивая? Не совсем, конечно, уже». – «А откуда ты знаешь, что полячка?» – «По шеврону». – «А где?» – «Впереди там, далеко». – «Киллер, а докуда ты доходил вообще?» – «О, я везде доходил. Киллер контролирует всю Марьинку, помнишь, я тебе говорил?»

Отряд спецназа «Ахмат» изначально был одним из самых простых способов попасть на эту войну для того, кто посчитал своим долгом это сделать. Надо было всего-навсего приехать в Грозный и прийти там по адресу Института спецназа. В этом случае вам были обеспечены минимальная бюрократическая волокита, качественная подготовка, отличная экипировка и порядок с выплатами. Кстати, именно это для многих стало решающим: при зарплате в Народной милиции ДНР двадцать – двадцать пять тысяч не все были готовы идти воевать, потому что непонятно, а что будет есть семья. Сейчас для тех, кого это сдерживало, вопрос решен. Ну и поэтому люди здесь со всей России. Разумеется, ни о какой моноэтничности речи не идет. Шустрый с Киллером – самые шумные и заметные, конечно, но остальные – совсем другие.

Сидим, беседуем с бойцом с позывным «Ермак» – он из Сибири. Когда примеривались к интервью, я чуть не сел на очередную груду тряпья, оказавшуюся еще одним спящим. «Как можно сидеть дома и называть себя мужчиной, рассуждать о том, что происходит здесь или не происходит, когда здесь происходит истребление твоего народа?» Да, эти слова вошли в сюжет. Мне они кажутся важными.

Я пытаюсь «выдоить» локацию максимально, если мы отсюда уходим и этим съемка ограничится. Наш сопровождающий, поняв, что мы заканчиваем, начинает собираться, и я понимаю по его приготовлениям, что мы не идем домой, а маршрут будет другой.

«Вы же хотели к исполкому? Пойдем к исполкому». Видимо, он выяснил что-то из оперативной обстановки, что сделало возможным исполнение наших пожеланий. Конечно, я не спорю, прощаюсь со всеми рукопожатием «по-донецки», искренне желая вернуться домой целыми и невредимыми. Понятно, что народу много, и каждому из нас уже уготована своя, никому не известная, кроме Бога, судьба. Всем им я смотрю в глаза и стараюсь запомнить эти лица – простых русских мужиков, принявших решение оказаться здесь. И стоящих теперь лицом к лицу с врагом.

Киллер нашелся

По дороге к исполкому в одном из разрушенных зданий слева я слышу возмущенные вопли с характерными интонациями. Слышит их и наш провожатый. «Киллер, ты там?» – «Там… Где же еще мне быть?»

Из импровизированной амбразуры раздается выстрел из подствольника – примерно в направлении, куда стрелял танк, с оглушительным взрывом. Киллер решил личным участием решить проблему поддержки передовых позиций. В здании полно наших солдат (именно из «Ахмата»), но кипучая деятельность ведется лишь им одним. Это, видимо, то самое «интересное место», куда он грозился уйти поддерживать штурм, в который ему идти запретили. Остальные солдаты восторга от происходящего не испытывают – огонь ведь, как известно, вызывает ответку, которая летит по их позиции, на которую он пришел и с которой уйдет, а вот они останутся.

Я забираюсь на гору битого кирпича, откуда открывается вид на центральный сквер Марьинки с храмом Казанской иконы, от которого осталось лишь полторы стены и скелет купола, некогда обшитого золотыми листами. Мы записываем стендап: я показываю происходящее за спиной, оператор делает камерой панораму. Но договорить у меня не получается – в кадр сзади меня, как будто подкрадываясь, входит Киллер и делает выстрел из «Мухи»[6] в сторону врага, затем отбрасывает дымящуюся трубу. Потом проходит мимо нас – надо уходить.

«Киллер, ну мы же не закончили». Он пожимает плечами: дескать, уходим. Уже в помещении он спрашивает у тех, кто здесь квартируется: «А еще ”Муха” есть?» Ему отвечают отрицательно, и этот ответ для меня не был неожиданностью. А «Шмель»? Нет. И даже РПГ нет? Ничего нет. Из пролома в полу, который ведет в подвал, ощутимо тянет мертвечиной, запах этот не спутать ни с чем.

У исполкома недвижимо стоит БТР, сползший в воронку, с задранными колесами, пушкой в небо. У него наша экскурсия завершается – слава богу, без происшествий. Я вижу, как по параллельной улице медики выводят в тыл раненого с перебинтованным плечом. Киллеру не нравится стоять у БТР – слишком открытое место