Женственность. О роли женского начала в нравственной жизни человека - Я. А. Мильнер-Иринин

Не поэмы и не симфонии рождают людей, а люди рождают и поэмы и симфонии, и если рождение вторых – торжественный праздник, то каковым же великим праздником должно быть рождение первых, рождение человека – творца поэм и симфоний? Да и как можно не восторгаться материнством, когда сама любовь – самое прекрасное, самое возвышенное, самое человечное, самое поэтичное, самое романтичное, самое интимное, самое лиричное, самое легендарное, наконец, из всех человеческих чувств, – изливается в материнское чувство.

Невозможно достаточно надивиться на чувство материнства. Хотя мы досконально знаем весь его «механизм» и процесс протекания, начиная от оплодотворения и кончая рождением нового, оно все же не перестает нами восприниматься как самое настоящее таинство. Так, впрочем, обстоит дело и со всем закономерно совершающимся в природе вещей и очень сильно напоминает созревание и рождение новой, неслыханной дотоле мелодии: оно столько же чудесно, сколько и постижимо. И этот сплав чуда и его адекватного постижения и сообщает для нас всему естественному такую неизъяснимую прелесть: если бы оно не было чудом, в нем не содержалось бы и поэзии; если бы оно не постигалось умом, оно отпугивало бы своею чуждостью всему человеческому. Поэзия жизни, первоисточник всей и всяческой истинной человеческой поэзии, именно и основана на единстве чуда и его закономерного подготовления. Именно таким чудодейственным единством и выступает перед нами материнство. Иногда прямо-таки диву даешься: как оно вообще возможно и как может такое нежное существо, какова женщина, вынести все муки ада, связанные с рождением ребенка, как может такое физически слабое существо справиться с такими тяжелейшими обязанностями. И разве не чудо из чудес то, что основную тяжесть (да еще какую!) самого важного в ее жизни (в жизни природы) действа, действа, служащего не больше, не меньше, как именно для продолжения, а вместе и утверждения и укрепления своей жизни природа возложила на такое хрупкое существо, какова женщина, тогда, как казалось бы, именно на плечи мужчины, физически несравненно сильнее женщины, она должна была бы переложить эту тяжесть, – иными словами, она должна была бы акт оплодотворения мужчиною женщины сделать мучительным, а акт рождения плода женщиною легким. Но нетрудно понять, что ежели бы природа так и поступила, она серьезно рисковала бы самым важным в своей жизни: а вдруг мужчина, испугавшись физических мучений и физической тяжести своей родительской миссии, призадумается, следует ли ему вообще выступать в роли родителя, не соблазнительнее ли прожить на свете холостяком. Ведь надо считаться с тем, что мужчины нередко обнаруживают нравственную слабость, пасуют перед трудностями – гораздо чаще, между прочим, чем женщины. Вот почему природа не только не сопроводила отцовский акт муками, но, напротив того, сообщила ему свойство сладострастности, свойство, перед которым устоять почти невозможно. Для того же, чтобы и женщина не слишком противилась акту рождения, учитывая физические страдания, с ним неизбежно связанные, она и ей подсластила эту пилюлю, наделив ее ответным сладострастным же чувством (инстинктом). Короче, она (природа) поступила, как настоящая мать, как матери и надлежит поступить, имея в виду высшие интересы своих неразумных детей, и поступила так в отношении обоих своих детей – и мужчины и женщины. Тем самым природа подсказала и подсказывает женщине главную нравственную обязанность материнства: имея в виду высшие интересы своих детей, сплошь и рядом идти даже на «хитрости», даже подслащивать их, если это надо, лишь бы эти интересы обеспечить, а тем самым обеспечить их истинное счастье. Не поймите меня превратно, прошу вас, я вовсе не утверждаю, будто для достижения высокой цели все средства хороши. Как раз напротив, я считаю, что средства должны быть на высоте цели, и что ни одна цель, как бы высока она ни была, не способна оправдать низменных средств к ее достижению и что чем выше цель, тем и средства к ее реализации должны быть выше, благороднее, чище. Конечно, природе вовсе не обязательно руководствоваться нравственными принципами в выборе средств, ибо она и существует и действует вполне стихийно – как факт в силу своей сущности самопричины. Человек же обязан руководствоваться этическим принципом благородства в выборе средств, ибо он не может позволить себе неразборчивость в средствах. Единственное, что мы хотели подчеркнуть, – что природа-мать подсказала женщине-матери мягкие средства ради достижения высокой цели, и в этом один из источников нравственной силы материнского воздействия: там, где мужчина берет строгостью, женщина лаской, и потому вернее сплошь и рядом достигает своей цели. Нет никаких сомнений в том, что в этом – главная особенность, решающая особенность нравственного воздействия женщины и в особенности женщины-матери на людей и в первую очередь, разумеется, на собственных детей.

Любовные переживания нашей героини как в случае неразделенной ею любви нашего юноши, так и в случае счастливой взаимной любви с другим, незнакомым нам юношей, завершившейся браком, не могли не наложить отпечатка на весь склад ее души, утончили ее, сделали еще более женственной. И женственность, присущая ей с самых ранних, детских лет, с возрастом росла в ней и с ней, она становилась всё более и более женственной. Переживания же ее, уже ждущей ребенка, переживания оплодотворенной женщины, сообщают женственности, единственному предмету настоящего сочинения, новые оттенки, ранее ей неведомые. Они еще больше утончают натуру женщины, всю ее физическую, душевную и духовную жизнь, нежели даже и любовь и переживания, с нею связанные. Не удивительно поэтому, что женщина тоньше мужчины – во всех решительно отношениях. Не только в душевном и духовном (нравственном) отношении, но и в физическом отношении мужчина не в пример грубее женщины: ему не приходится переживать и десятой доли того, что приходится переживать женщине – именно как женщине, а переживания, как известно каждому, даже физически сказываются на человеке, – тем более переживания систематические, связанные с самою природою женщины, с ее женским существом. Нравственная утонченность женщины и предопределила ее особую роль в нравственном образовании человека и человечества: если женщина любит – то до самозабвения (вспомните Елену из «Накануне» И. С. Тургенева); если женщина верует – то до исступления (вспомните Боярыню Морозову В. И. Сурикова) (илл. 57); если женщина нравственна – то до святости (вспомните Марию Магдалину Тициана) (илл. 58). И это при всем том, что по мягкости своей натуры она очень уступчива, податлива и готова простить прегрешения другим людям, снисходя к их слабостям, в особенности же мужчинам, которых она в тайниках своей женской души опекает, как малых детей, своих и чужих. При этом нравственное воздействие на окружающих женщина оказывает не столько словами, не столько наставлениями, сколько делом, силой личного примера, даже