Почему гибнут империи - Александр Петрович Никонов

Поэтому от того же Цензорина пунийцы услышали, что он ничего не может поделать, все разговоры вообще бессмысленны, потому что у него есть приказ сената. А далее он произнес весьма показательную речь. Из которой внимательный читатель может сделать интересные выводы.

Суть его речи сводилась к следующему. Мы разрушаем Карфаген для вашей же пользы, карфагеняне, ибо условия проживания в этом городе сформировали у вас такое мироощущение, такой поганый менталитет, который не позволяет вам спокойно жить. Вы все время идете вразнос! Вы хотели захватить Сицилию и потеряли Сицилию. Вы захватили Иберию и потеряли Иберию. Потеряли в первую очередь не потому, что проиграли войну нам, римлянам, а потому, что не смогли наладить нормальных взаимоотношений с местной элитой. А наладить отношения, в свою очередь, вам помешала ваша, блин, восточная спесь, дурной характер, который вы передаете своим детям из поколения в поколение. Еще один огромный минус — вы недоговороспособны!.. А воспроизводит этот характер, эту вашу внутреннюю культурную гнильцу, ваш мегаполис. Конечно, Карфаген — великий город и страшно жаль его, но…

…Да, это была не физическая, это была ментальная зачистка местности. Полное форматирование диска. Далее я приведу речь консулов более близко к тексту.

— Самая лучшая жизнь, — начали уже открыто внушать карфагенянам свои ценности римляне, — есть жизнь не на море, а на суше, жизнь сельская, а не торгово-пиратская морская! Да, конечно, сельское хозяйство менее выгодно, чем торговля, но и в голове от него штормит меньше. Город на море — тот же корабль, который постоянно качает военно-политически. А город в глубине материка — надежная опора, символ устойчивости.

…Прямо-таки любимые дугинско-хаусхоферовские пассажи о различии континентальных и морских цивилизаций!..

А еще чувствуется отголосок внутриримской борьбы между Новым и Старым. Такое ощущение, что Цензорин убеждает не карфагенских послов, а своих более молодых эллинизированных соотечественников, ориентированных не на традиционные крестьянские ценности, а на заморскую культуру.

— И не говорите, что вами движет забота о ваших святилищах, кладбищах, алтарях — продолжил Цензорин свое обращение к карфагенянам. — Кладбища ваши, где были, там и останутся — под землей, алтари и храмы построите на новом месте. И эти новые храмы вскоре станут для вас родными. Не в храмах дело. Мы пришли уничтожить другое!

Именно. Старый Рим пришел уничтожить в Карфагене не только чуждую коварную ментальность, но и то, чего не мог уже уничтожить внутри себя — отход от традиционной крестьянской самобытности, поворот к морской торговле и широкому культурному обмену.

— Мы даем вам шанс начать с чистого листа, — примерно так завершил свою речь Цензорин. — Мы обещали, что Карфаген будет автономной провинцией Рима. И мы не обманули, поскольку считаем Карфагеном не город, а вас.

Красивый пассаж. А главное, верный, хоть и хитрый. Верный, потому что не мертвые стены Карфагена, а живые люди есть носители ментальности и идентичности, навыков, знаний, привычек… А хитрый потому, что, разрушив инфраструктуру, выковыряв мягкое тельце цивилизации из раковины города, римляне выбросили его в открытое поле, где оно иссохнет и неминуемо будет рассеяно ветром.

Цивилизация — это коралловое дерево. Миллионы мягких мелких полипов рождаются, живут и умирают незамеченными, оставляя после себя крохотный, почти невидимый глазу известковый кирпичик. А из этих кирпичиков складываются огромные известковые коралловые рифы. Исчезни вдруг полипы — останется мертвый коралловый риф. Или, в нашем измерении, пустые городские стены, которые заметет песок или одолеют джунгли. А если вдруг исчезнет «коралловый риф» в виде великих построек цивилизации, которые являются хранилищами культуры, мелким неутомимым человеческим полипам придется начинать строительство с нуля. Если вы хотя бы день работали над документом в компьютере, а потом из-за сбоя в системе всю дневную работу потеряли, на одну миллионную долю вы прочувствуете, что я хочу сказать.

Цивилизация — вот что главное. Она главнее нашей животности, нашего гедонизма, наших чувств, наших любовей, привязанностей, страданий… Помню, когда мой сын был еще маленьким и только-только постигал жизнь, все привычное взрослым казалось ему удивительным. Однажды притихший трех — или четырехлетний мальчик долго молча смотрел в окно автомобиля на Москву, после чего сказал маме:

— Нет, нуты представляешь, сколько всего нужно, чтобы построить город! Столбы-ы, провода-а всякие, стекло, чтобы окна делать, кирпичи, урны из железа…

Оглянитесь вокруг и удивитесь вместе с трехлетним ребенком — сколько всего нужно, чтобы построить город!..

Априорная ценность цивилизации интуитивно понятна каждому. Любимый герой американских блокбастеров — одиночка, спасающий мир. Почему такое разнесение по масштабу — одинокий человеческий полип, вклад которого в общее дело построения «коралла цивилизации» практически незаметен, и — целая цивилизация? Может ли она зависеть от героизма и решений одного человека? Разве что теоретически. История знает массу примеров, когда гениальные одиночки меняли пути развития своих цивилизаций, но чтобы само существование цивилизации зависело от воли одиночки… Не припоминаю. И вряд ли так будет. Отчего же современным искусством так любима эта тема — один человечек, спасающий мир от коварных пришельцев или дьявола, грозящего уничтожить все сущее?

Дело, мне кажется, не только в склонности искусства (тем более массового) к преувеличениям. А в том, что человечество подобным сравнением несравнимых масштабов раз за разом напоминает себе о том великом здании, которое построено им за тысячи лет. И о тех ценностях, которые оказались слегка подразмытыми гедонистическим индивидуализмом Городской Современности — о коллективных ценностях, берущих свое начало… нет, даже не в крестьянском и не в племенном укладе. А в стаде.

Уж простите меня за это словосочетание «коллективные ценности»… Хотел написать «всеобщие», но осознанно подставился под удар и употребил выражение, которое многим напомнит о нацизме, расизме, коммунизме… да, это все варианты коллективных ценностей. Я бы их назвал ценностями корпоративными. Сейчас лучшими людьми глобализированных элит все более осознается тот факт, что любые корпоративные идентичности и ценности должны уступить место макроколлективной, сверхкорпоративной, общепланетарной ценности — я бы назвал ее цивилизационной идентичностью. Впрочем, об этом мы еще поговорим в своем месте, а пока вернемся к несчастным пунийцам. Они страдают…

Экспрессивные пунийцы ждали послов в большом нетерпении, иные даже забрались на стены и стояли там несколько часов в ожидании, когда же покажется посольство. Как дети. И вот посольство показалось…

После оглашения римского решения город взвыл. В свойственной их ментальности манере пунийцы начали рвать на части послов, принесших дурную весть, городских старейшин, подписавших капитуляцию, случайных прохожих. Не меньше мужчин в этих погромах усердствовали и женщины.

Римляне не мешали. Они понимали, что сейчас происходит в душах