Сборник статей - Пути России. Новый старый порядок – вечное возвращение? Сборник статей. Том XХI

Но враги виделись «союзникам» не только в обществе, но и у руля власти, среди «чиновников-заправил». Не случайно «черносотенцы» активно эксплуатировали образ Смуты XVII в., который прочно вошел в их стилистику: председатель СРН А.И. Дубровин характеризовался в правомонархических текстах как «новый Минин» и «доблестный Сусанин», думские депутаты и чиновники – как «тушинские воры», изменники и самозванцы[352]. Политические нововведения 1905–1906 гг. «черносотенцами» не признавались, Дума аттестовалась как «балаган», «гнойный нарыв» и послушное орудие в руках продажной бюрократии. Для бюрократов, которые стояли между «дорогим императором» и «народом» и, подобно боярам начала XVII в., предавали Россию иноземцам, в вокабуляре СРН было другое имя – «немцы». Как и «евреи», термин «немцы» был не этнонимом, а символом социальных и культурных опасностей, принесенных в Россию извне.

Кто же находился по эту сторону баррикад, в осажденной бесчисленными врагами крепости-России? На кого можно было положиться? Это были так называемые «истинно русские люди» – понятие, имевшее, подобно вышеприведенным этнонимам, мало общего с этнической принадлежностью. Социально это была весьма разношерстная компания. В СРН и родственные ему союзы на Урале входили рабочие и крестьяне, (полу)разорившиеся предприниматели и землевладельцы, представители консервативно настроенной мелкой интеллигенции и т. д. Как правило, это были люди солидного возраста (около 50 лет), ностальгирующие по «старым добрым» временам и чувствовавшие себя не очень уютно в условиях ускоренной модернизации.

К «истинно русским» относилась этнически почти стопроцентно немецкая императорская фамилия, православные священники (которые наполовину рекрутировались не из великороссов) и все православные христиане, среди которых этнические русские в современном понимании составляли две трети[353]. Одновременно в качестве «истинно русских» СРН готов был признать этнические группы, оказавшиеся якобы стойкими к западным влияниям. По этой причине СРН разрабатывал планы привлечения в свои ряды мусульман, но ни в коем случае не желал иметь дела с крещенными евреями («жидами мочеными»), которые, по убеждению «черносотенцев», были не в состоянии преодолеть свой антирусский – читай, модерный – габитус.

«Русский народ» представлялся «черносотенцам» монолитом с единой волей и общими интересами, и эти интересы были направлены на поддержание «старины», объединяли единство патриархальных слоев, якобы не задетых или едва задетых разрушительными влияниями Европы. Именно в этом контексте, а не в буржуазно-помещичьем классовом составе, как полагали российские социалисты, а затем советские историки, следует искать причины, почему в программных документах СРН угрожавшие единству «русских» «рабочий» и «крестьянский» вопросы занимали маргинальное место. «Черносотенцы» были уверены, что «русские» рабочие и предприниматели, крестьяне и помещики смогут договориться между собой, и призывали «всем старым обидчикам… в душе простить», исходя из здравого смысла: «…где такой закон существует, чтобы чужую собственность брать: сегодня он у помещика отберет, а завтра какой-нибудь насильник скажет: “У тебя, дядя, много, а у меня мало” и отхватит все, и жаловаться нельзя: сам пример показал»[354].

Таким образом, лозунг правых консерваторов «Россия для русских», как бы националистически он ни звучал, намечает поле сложных социальных и культурных конфликтов и является воплощением воинственного сопротивления «европеизации» России. Конституирующим элементом «кодифицированного мира» «черносотенцев» была непреодолимая граница между патриархальными группами, укорененными в домодерных традициях и теряющими почву под ногами в новых условиях, с одной стороны, и «безродными» парвеню, якобы становящимися новыми хозяевами России, – другой.

Джованни Савино[355]

«Окраины России» и проект национализации Российской империи

В дискуссиях последних лет важное место занимает историографическая проблема русского национализма как независимой силы в поздней Российской империи. Работа Д.А. Коцюбинского, посвященная формированию Всероссийского национального союза и его идеологии, демонстрирует роль интеллектуальных кругов в создании националистической партии правоконсервативного толка[356]. Аспекты просветительской и культурной деятельности этих кругов рассматривались и в других публикациях по истории правоконсервативного движения и черносотенства, но в них внимание уделялось преимущественно политическим аспектам.

«Пространство империи», расположенной между Европой и Азией, «нация и империя», «ядро и окраины», «национальное самосознание» и «имперские задачи»: эти слова можно встретить и в журнале «Окраины России», и в сочинениях его сотрудников; данные понятия являлись важной частью культурно-политического дискурса того времени. Задача журнала состояла в том, чтобы «воображать» такое сообщество в многонациональной империи применительно не только к народу, но и к элите. Надо заметить, что борьба за русификацию происходила и в защиту интересов русских чиновников, которые начали занимать значимые позиции внутри имперской бюрократии[357]. Важно также подчеркнуть, что правоконсервативные интеллектуалы видели в русском национализме элемент защиты от «агрессии инородцев». Тем не менее было бы неверно рассматривать этот подход только в тревожном ключе, поскольку русские националисты искали свои модели организации, идеологии и развития, обращаясь копыту западноевропейских стран[358]. Они не только рассматривали немецкую и польскую модели как вражеские, но и обнаруживали в них позитивные примеры в области культурной гегемонии, особенно на западных окраинах Российской империи. Принятие национальных идей из Европы сталкивалось с внутренними проблемами и сложностями в том, что касалось определения различий, а также использования разных слов (таких, как племена, народы, народности, нации) для описания этнического состава империи. До и после первой всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г. проводились местные переписи и не только они: уже в первом выпуске «Окраин России» была напечатана статья, посвященная переписи 1897 г.[359], в которой использовались как данные местных переписей, так и материалы исследований. Одним из авторов журнала был И.П. Филевич, историк и профессор Варшавского университета, который уже в 1900 г. работал над сбором материалов по этнографии Холмщины с целью продемонстрировать «русскость» этих территорий[360]. Проблема определения и самосознания в западных губерниях часто становилась причиной разделения семьи: отец Ивана Филевича был греко-католическим священником[361], а племянником известного правоконсервативного деятеля и депутата Государственной думы В.В. Шульгина был украинский патриот Олександр Шульгин.

Воображать сообщество – значит воображать территории, где живет нация; о воображаемом сообществе также можно говорить, когда национальное движение воспринимает себя в канонах «почвы и крови». Нынешние украинские и белорусские регионы, как и Правобережная Украина, воспринимались националистами как исконные части Руси, местные русскоязычные элиты играли определенную роль при создании русской нации[362].

На рубеже ХIX–XX вв. в Российской империи процессы национального самосознания и проекты культурной гегемонии стали играть значительную роль в системе межнациональных и социальных отношений. Уже в 1870-х гг. предпринимались первые попытки русификаций (хотя это понятие было спорным). Так, в Императорском Варшавском университете читались курсы на русском языке, работали историки и филологи с антипольскими взглядами, например Антон Будилович, Платон Кулаковский и Иван Филевич. Антон Будилович, видный славист и активный участник панславянского движения, стал в 1881 г. деканом историко-филологического факультета Варшавского университета, где создал кружок ученых-националистов. Его роль в процессе русификации еще больше возросла после того, как в 1890 г. он был назначен ректором в Варшаве, где проработал до 1892 г., и потом в Дерптском университете, где до 1901 г. его главная забота состояла в том, чтобы преобразовать университет в русский Юрьевский университет[363]. Тайный советник, профессор Будилович был родом из Гродненской губернии, происходил из семьи белорусского духовенства и уже в молодые годы принимал активное участие в процессе русификации в области образования и науки в западных губерниях Российской империи. Жена Будиловича была дочерью известного деятеля карпаторусского движения Адольфа Добрянского, и это сблизило его, как замечает Карский, с восточнославянскими регионами Габсбургской империи. Профессор был назначен членом Совета Министерства народного просвещения в 1901 г. и впоследствии стал активным деятелем консервативных кругов в имперской столице, а также автором разных публицистических сочинений. В 1902 г. 52 представителя академического мира, духовенства, бюрократии и дворянства основали в Санкт-Петербурге Галицко-русское благотворительное общество. Будилович стал первым председателем общества и главным лицом первых лет жизни собрания.