Женственность. О роли женского начала в нравственной жизни человека - Я. А. Мильнер-Иринин
Женственность. О роли женского начала в нравственной жизни человека читать книгу онлайн
Книга посвящена теории и практике нравственной жизни человека – его человечности. Человечность женщины, нравственно себя образующей, в определении автора есть женственность. Человечность же мужчины, нравственно себя образующего, есть мужественность. Женственность и мужественность взаимно дополняют понятие человечности. Но роль женщины в сравнении с мужчиной в нравственной жизни человека более значительна благодаря особенностям женского существа, женской доброты в частности. В доброте женщины с огромной сосредоточенной силой проявляются и все остальные черты женственности: утонченное изящество женщины, ее покоряющая нежность, ее обаятельная застенчивость, ее беспредельная преданность в любви, венчающаяся в великом чувстве материнства.
Текст книги и послесловия приводятся в авторской редакции.
И с научной, и с общечеловеческой точек зрения книга актуальна и может быть интересна широкому кругу читателей.
The book is devoted to the theory and the practice of people’s moral life, that is their humaneness. According to the author the womanhood is the humaneness of a woman who has been forming herself ethically. And the humaneness of an ethically self-forming man is the manliness. The womanhood and the manliness are the mutual complement of the conception of the humaneness. But the woman’s part in comparison with the man’s is much more significance due to the features of the woman’s essence, particularly the woman’s goodness. It is the goodness that with enormous concentrated power has been manifesting all the womanhood features, such as woman’s refined grace, her conquering tenderness, her charming bashfulness, her infinite devotion to the love whose crown is the great sense of the motherhood.
The book is published in the author’s edition.
From both scientific and common to all mankind standpoint the book is topical and interesting to the wide readership.
Страдания от неразделенной любви, в отличие от других страданий, будучи поэтичным по природе, носят в себе и отраду, названную Пушкиным «горьким наслаждением». В знаменитом стихотворении «Желание» (1816) семнадцатилетний поэт писал:
Медлительно влекутся дни мои,И каждый миг в унылом сердце множитВсе горести несчастливой любвиИ все мечты безумия тревожит.Но я молчу; не слышен ропот мой;Я слезы лью; мне слезы утешенье;Моя душа, плененная тоской,В них горькое находит наслажденье.О жизни час! лети, не жаль тебя,Исчезни в тьме, пустое привиденье;Мне дорого любви моей мученье —Пускай умру, но пусть умру любя!(Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 10 т. М.; Л., 1950. Т. 1. С. 215.)Вы скажете, не слишком ли взрослые чувства для юноши; пусть даже этот юноша – Пушкин. Не надумано ли все это? Нет, отвечу, – кому же еще быть объятым любовью, как не юноше. И недаром мы трактуем здесь о любви юношеской, так как любовь эта – настоящий эталон всякой иной любви – даже в старости, – если любовь эта – настоящая же разумеется.
Тридцать композиторов вдохновилось этим произведением 17-летнего поэта. И среди них А. К. Глазунов (1898), Ц. А. Кюи (1900), Э. Ф. Направник (1875), Н. А. Римский-Корсаков (1897), В. Н. Ставровский (1887). В наше время А. В. Мосолов (1949), Д. Н. Шведов (1959) и другие (см.: Пушкин в музыке: Справочник / Сост. Н. Г. Винокур, Р. А. Каган. М.: Сов. композитор, 1974. С. 56–58).
Человек, много страдавший, всегда вызывает к себе уважение, между прочим, и потому что и растет в страданиях как человек. Человек, много страдавший от любви, вызывает такое уважение вдвойне. Человек же, нашедший в себе силы, чтобы воспрянуть от этих страданий, так как он вспоминает, что на Земле много горя, что он как человек призван сделать все от него зависящее, чтобы горя и слез становилось все меньше на планете, вспоминает о своей нравственной и революционной природе, человек, воспрянувший от этих любовных страданий для новых же страданий во имя торжества идеала и вызывающий любовь и восхищение к себе со стороны окружающих и обретающий право на такое восхищение, если угодно, со стороны всего человечества, такой человек не может не тронуть сердца и любимой, ради которой он вынес смертные муки и был близок к самоубийству. И оно, сердце любимой, даже принадлежа другому, будет преисполнено по отношению к нему, к нашему ожившему, наконец, юноше вечной и нежной признательности, ибо ничто так не чуждо женскому сердцу как черная неблагодарность. Победив злое начало в себе, безнравственную, эгоистическую в корне мысль о самоубийстве и сделавшись еще более закаленным для истинно человечной жизни, для самоотверженной борьбы на благо человечества, юноша побеждает и в сердце любимой девушки. А о том, что неразделенная любовь может повести к самоубийству, мы очень хорошо знаем и из жизни, и из литературы. Письмо А. С. Пушкина к Наталье Николаевне Гончаровой от 11 октября 1830 г. – лучшее свидетельство тому, что бывают моменты в жизни человеческой, когда одна только любовь и способна спасти человека от покушения на собственную жизнь. «Ваша любовь – единственная вещь на свете, которая мешает мне повеситься… Не лишайте меня этой любви и верьте, что в ней все мое счастье» (Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 10 т. М.; Л., 1951. Т. 10. С. 310 (818)).
Однако нам пора обратиться и к нему, к сердцу девушки, отвергнувшему любовь юноши. Мы прежде занялись юношеским сердцем, как это ясно само собой, отнюдь не потому, что забыли о сердце девичьем, которое ведь тоже кровоточит… Вы думаете, что легко было ответить, хотя и мягко, разумеется, «нет» на заикающееся от робости признание юноши? Но мы должны были по самой сути дела раньше рассказать о любви нашего юноши, так как инициатива в любви принадлежит, как уже не раз говорилось, именно мужчине, женщина же отвечает на любовь. Стало быть, не из пристрастия к собственному полу я занялся раньше юношей. И если уж пошло на совесть, то автор готов, хотя и не без некоторой доли смущения, признаться, что питает больше пристрастия к представителям противоположного пола. И если я раньше занялся любовью юноши, то именно из стремления быть беспристрастным, из обязанности быть ближе к правде, неизбежно ложащейся на нас, коль скоро мы задались целью разобраться в самом нежном из человеческих чувств – в чувстве женской любви как неотъемлемом компоненте женственности.
Я с горьким сожалением оставил девушку в ее беде – ведь и она страдает, если юноша своею неразделенною любовью заставил страдать даже нас с вами, читатель, совершенно к этой любви непричастных. Легко понять, как страдает она! Мало того, наш юноша заставил нас принять близко к сердцу и переживания этой девушки, страдать и за нее, болеть душой за нее, так как своею самозабвенною любовью увлек и нас с вами, и мы сами по-человечески и крепко полюбили нашу героиню. Судите сами: девушка, сумевшая внушить к себе такую любовь, не может быть заурядной. Правда, что мы не находим в ней особенной красоты, которую посчастливилось найти в ней влюбленному юноше, но, вероятно, потому, что мы сами-то в нее не влюблены. И это, кстати, хорошо. Во-первых, она, кажется, полюбит другого, а мы уже знаем, как можно страдать от неразделенной любви. И, во-вторых, и это, конечно, главное, мы не смогли бы разобраться в природе любви, а в особенности в сердце нашей девушки, если бы влюбились в нее так же страстно, как потерявший было голову от любви к ней бедный юноша. Кроме того, я считаю просто бессовестным – сочинить для себя героиню, чтобы монопольным образом в нее влюбиться. Ведь в этом случае так же легко было бы влюбить ее в самого себя (чего я не преминул бы, конечно, сделать), заставить ее предпочесть меня не только несчастному юноше, но и всем остальным ее поклонникам. Между прочим, и это очень любопытно, даже наш юноша, хотя в его любви никак сомневаться, конечно, не приходится, находил женщин более красивых, чем его девушка. И хотя он и наделил ее в своем воображении всеми мыслимыми совершенствами, он, как юноша безусловно умный, был далек от того, чтобы на самом деле отождествлять в своем сознании реальный облик любимого существа с идеальным образом, им самим по поводу любимой девушки созданным. Этим отнюдь не выражается сомнение об искренности самого чувства. Как
