Смерть в июле и всегда в Донецке - Дмитрий Александрович Селезнёв

сказал бы, что эта идея мне понравилась. Отъехали мы недалеко, дым был виден за домами. На площади, кстати, заметил пожарку, она просто стояла безучастно. Очевидно, что чего-то ждала. Просто тут не угадаешь, когда будет повторный удар… Дабл дап! — вот, вспомнил, как это военное преступление модно называется! Double dub. И я к этому даблу и связанным с ним возможным траблам опять приготовился не полностью — два комплекта бронежилетов безучастно валялись в меня в машине. А надо бы нам с Сергеем Валентиновичем, старому мушкетёру и д’Артаньяну помоложе, облачиться. Конечно, ты зачастую глупо выглядишь, когда закованный в броню приезжаешь, а мимо тебя какая-то женщина идёт с авоськами из магазина, рядом с которым во двор что-то упало от хохлов. Вот и сейчас по улицам в Будённовском районе ходят себе спокойной люди, хотя в нескольких сотнях метров пожар от прилёта уже четыре часа не прекращается. Но всё-таки, лучше выглядеть сто раз глупо, чем один раз деревянный костюм с умным видом надеть. Нет, за Россию, мы чуть что с Сергеем Валентиновичем готовы были погибнуть. Но за Россию же, а не просто так, из-за того, что броник когда нужно не надел.

Ну да ладно. Надо было сразу надевать. А сейчас уезжаем уже. Только побыстрей бы уехать: объект военный, пожарные не едут, повтора не было, пока не было — эти звёзды подозрений складывались у меня в созвездие предчувствия.

— Давайте быстро, Сергей Владимирович, — я остановился на дороге, — я в машине подожду, мне позвонить надо.

После того, как я закончил разговор с редакцией, я ещё подождал полминуты… Ну что он там так долго? Я заглянул в зеркало заднего вида. А там, оказывается, Сергей Валентинович подвергался нападению…

— А-а-а-а! Укропы-ы! — Мужик не унимался и не отпускал Сергея Валентиновича. — Э-э-э-э, да я сейчас как свистну! Сейчас вас быстро примут!

И он действительно свистнул. Да хорошо так, залихватски, прям, как Соловей-разбойник. Несмотря на то, что он был нетрезв, и нетрезв сильно, но на удивление хорошо свистнуть у него получилось.

Очевидно, что мужик нас принимал за украинских шпионов. Вообще, я ещё до попадания в зону СВО был наслышан о бдительности дончан. Мой знакомый тоталитарный художник Гинтовт, рисующий красным и золотом на своих картинах в разных образах, символах и формах сияющую и твёрдую вертикаль власти, как-то делился со мной, что когда он, после Русской весны 2014 года, приехал в Донецк и стал по привычке фотографировать всё подряд, к нему сразу подошли специальные люди и поинтересовались, зачем он это делает, кто он такой и есть ли у него для проверки документы. Гинтовт был в восторге! Он оценивал страну по своим критериям любимой им авторитарности, в числе которых был и коэффициент численности гуляющих на улице гэбэшников. И если представители власти к тебе подходят и тобой интересуются, значит, ты попал в хорошую страну. Гинтовту нравилась Белоруссия и Северная Корея — последняя страна, так вообще, в плане авторитаризма была прочна, идеальна и совершенна, как алмазная скрижаль. А вот родная Россия существенно отставала, у художника дома редко спрашивали документы.

Другой мой товарищ-журналист заехал за ленту перед самым началом СВО и, заселившись в гостиницу, вышел погулять в ему незнакомом, необычном и поэтому очень интересном для него городе. Гуляя по центральному бульвару Пушкина, он по журналистской привычке тоже набивал в память своего смартфона всё и вся, что окружало его, пока в кадр не попала администрация главы Донецкой самой, что ни на есть, Народной Республики. Внезапно, как из-под земли появились люди с автоматами. Разделившись, они стали его обгонять и тоже окружать. Когда мой приятель был захвачен в кольцо, его посадили на лавочку. Ему пришлось звонить другим интересным людям, которые приехали и стали ручаться за него, и говорить, что это на самом деле не лазутчик, а наш парень, только молодой и неопытный, и что он только что приехал, и что с правилами пока не знаком, и что не хотелось бы, чтобы из-за этого недоразумения его командировка так быстро закончилась. Удовлетворившись этими объяснениями, моего товарища отпустили.

Потребовать документы, проверяя не «инопланетянин» ли ты, могут в Донецке не только «люди в чёрном», но и обычные жители. Мне тоже довелось подвергнутся допросу из-за сделанных фотографий, только это было уже в самом начале СВО. Сдав в ремонт вверенный мне автомобиль, который не выдержал и первого выезда на линию фронта, я прогуливался по Донецку. Окружающая среда была для меня в новинку — уже несколько дней всё небо грохотало далёкими разрывами, которые с непривычки мне казались очень близкими. Один раз в небе ухнуло так, что я, испугавшись, забежал в подъезд и там перекурил, разбавив адреналин, ужас и восторг в моей крови никотином. Успокоившись, пошёл дальше и зашёл на районный рынок. Не помню, что меня там заинтересовало, я находился в те дни в экзальтированно-приподнятом настроении, и двигался несколько хаотично, изучая город. Я тоже всё усиленно фотографировал. До прихода на рынок я запечатлел для истории рыжую кошку, греющуюся на мартовском холодном солнце, обшарпанную детскую площадку на фоне полунедостроенной-полуразрушенной девятиэтажки и старенький жигуль с вмятиной сбоку и с большим Z на стекле — эстет-интеллигент, что с меня взять. На рынке же меня привлекала необычная пустота в выходной день, как со стороны покупателей, так и со стороны продавцов — несмотря на большую вместимость круглого помещения, накрытого как будто огромной тарелкой, людей на рынке было немного. Я достал мобильник и стал фотографировать.

— А шо вы тут это фотографируете? — спросила строгая продавщица, одна из четырёх, присутствующих на рынке. На ней была фиолетовая кофта, бордовый халат, белые нарукавники и тёмно-зелёная шапка с бумбоном.

— Я журналист! — гордо заявил я, хотя, конечно, так себе, профессия. Ни рыба ни мясо — статист и хроникёр, в лучшем случае — не сволочь.

— Покажите документы! — неожиданно потребовала она.

У меня, честно говоря, гражданские ни разу документы не спрашивали. Правда, нужно отметить, что я ни разу и не был на донецком рынке, тем более во время СВО. Народному контролю невозможно было не подчиниться — вид у продавщицы был такой грозный, что буквально через несколько секунд она уже рассматривала недавно выданную мне аккредитацию.

После проверки документов женщина смягчилась, мы разговорились. Оказывается, для бдительности были все основания — рынок недавно обстреляли