Коронация всея Руси. Разговор, склоняющий к благоразумию - Евгений Александрович Ямбург

прямо на кладбище, о ежедневных посещениях домов докторами и отправлении ими больных в закрытых фурах под конвоем в больницу и пр. Одновременно волнения произошли и в других частях города и с теми же проявлениями: на Ямской, на Песках, на Выборгской стороне и Васильевском острове.

Всего от холеры в период эпидемии погибло 100 тысяч человек. Несколько бунтовщиков были арестованы и преданы суду. Санкт-Петербургская уголовная палата приговорила «начинщиков» к 15 ударам плетьми публично. Однако гражданский губернатор И. С. Храповицкий требовал для них ссылки в Сибирь. Через год разбирательства Сенат присудил их к 25 ударам плетей, так как «более суровое наказание превысило бы меру содеянного».

Однако меры пресечения этим не были ограничены. Как сообщает историк русской армии А. А. Керсновский: «Большое количество смутьянов Северо-Западного края и столичной черни было выслано в виде рабочих батальонов в военные поселения Новгородской области. Будучи совместно с поселенцами в лагерном сборе в Старой Руссе, где вспыхнула холера, рабочие батальоны подняли бунт и втянули в него поселенцев. Были убиты более ста человек. Среди них были врачи, медперсонал и офицеры, сотни людей избиты». Холерные бунты прокатились по всей стране. В том числе и по военным поселениям.

По мнению А. А. Керсновского, эти события раскрыли Николаю I всю действительную и неприкрашенную картину жизни и быта в поселенных войсках. Рядом последовательных царских указов они были преобразованы – население постепенно было «рассолдачено» и возвращено к нормальной жизни. Николай Палкин оправдывал свое прозвище. Бунты были подавлены кроваво. Смертной казни в России не было. Но смутьяны получили по 1000 ударов шпицрутенами, что означало мучительную смерть. Тем не менее выводы император сделал.

Оказывается, пандемия сыграла в истории России не меньшую роль, чем реформа управления государственными крестьянами, проведенная П. Д. Киселевым в 1837–1841 годах XIX века. Хотя опыт Киселева был использован при подготовке крестьянской реформы 1861 года.

Увы, романтика террора увлекла молодых людей больше, нежели борьба с пандемиями. Если бы только молодежь… Люди зрелые и талантливые исповедовали ту же веру. «Дело прочно, когда под ним струится кровь»; «Средь ликующих, праздно болтающих, обагряющих руки в крови, уведи меня в стан погибающих за великое дело любви» (Н. А. Некрасов). Как красиво – погибать за идею! Ну а жить во имя благородной цели слишком буднично, ибо такая жизненная стратегия требует напряженного, кропотливого, ежедневного труда. Увы, революционное нетерпение возобладало в сознании интеллигенции.

Справедливости ради надо признать, что революционный романтизм не возникает на пустом месте. Во время мирного хождения в народ с пропагандистами власть разбиралась беспощадно, своими действиями подталкивая людей, душой болеющих за отечество, к террору. В результате покушения 1 марта 1881 года гибнет царь-реформатор Александр II.

Продолжая рассматривать связь пандемии и внутренней политики, вынужден констатировать, что наследники престола Александр III и Николай II не проявили должного трезвомыслия, необходимого для эффективной борьбы с эпидемиями. Это особенно наглядно прослеживается на примере судьбы доктора Хавкина, о котором писал А. П. Чехов: «Чума не очень страшна, мы имеем уже прививки, оказавшиеся действенными и которыми мы, кстати сказать, обязаны русскому доктору Хавкину, жиду. В России это самый известный человек, в Англии же его давно прозвали известным великим филантропом». Доктор Чехов знал, что говорил, по достоинству оценив доктора Хавкина. Но обратимся к судьбе создателя двух вакцин.

30 марта 1882 года в Одессе народовольцами под руководством Веры Фигнер был убит русский военный юрист, прокурор Киевского военно-окружного суда, генерал-майор русской армии В. С. Стрельников. Вместе с ним бомбой террористов была взорвана его молодая ни в чем не повинная сожительница. Среди покушавшихся, страховавших на случай неудачи первую группу террористов, был и молодой еврейский юноша, свободомыслящий студент Володя Хавкин. Но гибель безвинной девушки перевернула сознание талантливого медика и любимого ученика Ильи Ильича Мечникова. Спасаясь от царской охранки, Володя эмигрирует в Париж. А там Мечников устраивает его в институт Пастера. После разрыва с боевым подпольем Хавкин вынес твердое убеждение в том, что бороться с «черной смертью» куда важнее для людей, чем бегать с бомбой за генерал-майором Стрельниковым или даже самим царем-императором.

Ради победы над чумой и холерой стоило рисковать собственной жизнью, а ради убийства генерала и его спутницы – нет. Хавкину было суждено открыть вакцины как от чумы, так и от холеры, испытав их действие на себе. Его открытиями заинтересовалось британское правительство. Еще бы ему было не проявить интерес к разработкам доктора Хавкина! Эпидемии чумы и холеры попеременно бушевали в Индии, выкашивая британскую администрацию и дислоцированные там колониальные войска. Военное министерство выделило деньги и помогло получить в свое распоряжение лабораторию, где он совершенствовал свои вакцины. В Калькутте Хавкин организовал центр, откуда с небольшой группой сотрудников совершал кинжальные экспедиции в очаги холеры, рассыпанные по всей Бенгалии. Чрезвычайно опасные предприятия, поскольку местное население агрессивно встречало врачей, покушаясь на их убийство. В этой своей дикости индусы мало чем отличались от жителей русских деревень, растерзавших во время холерного бунта доктора А. М. Молчанова. Но стратегия Хавкина была единственно верной: поголовная вакцинация населения.

Его трепала малярия, кусали ядовитые змеи, случайная еда приводила к неприятным последствиям, но, как мантру, повторял он запавшую в память библейскую истину: «Спасая одного человека, ты спасаешь весь мир».

Доктор Хавкин добился своего – ему удалось победить и чуму, и холеру!

В Индии он получает титул махатма. Так там обращаются к особо почитаемому лицу, выдающемуся общественному деятелю.

А что на родине? Пандемией охвачен Русский Туркестан. Это плацдарм для наступления инфекции на северо-запад, к Волге, к сердцу России. Махатма Хавкин предлагает свою помощь. Ему под силу преградить этот смертный путь. Но в Петербурге постановили возвращения неблагонадежного беглеца на территорию Российской империи не допускать ни под каким предлогом. Политическая стабильность власти важнее тысяч загубленных жизней. А чего их жалеть? Бабы новых нарожают. Этой фразой из фильма «Петр Первый» пытается утешить молодого царя, потерпевшего катастрофическое поражение при осаде Нарвы и оплакивающего погибших солдат, один из его полководцев – Шереметев: «Не кручинься, государь, бабы еще нарожают». Отказ Хавкину, предлагающему свою помощь государству, из той же оперы.

Отсюда въевшееся в плоть и кровь недоверие к властям со стороны населения, даже тогда, когда властные структуры предлагают вполне разумные меры борьбы с очередной пандемией.

На дворе новое тысячелетие, когда, казалось бы, люди, поголовно получившие среднее образование, должны по мировоззрению в корне отличаться от индийских дикарей и русских крестьян позапрошлого века. Но не тут-то было. Из глубин подсознания выползают все те же стереотипы. Достаточно вспомнить агрессивные реакции некоторых клириков РПЦ, призывавших отвергнуть карантин и защищаться от коронавируса совместными молитвами и крестным ходом. Разумеется, это