Трагический оптимизм. Непрекращающийся диалог - Евгений Александрович Ямбург

А чуть позже, вернувшись к этой теме, добавил:

«Свидетели Иеговы тоже христиане, за что их преследовать, я тоже не очень понимаю. Поэтому надо просто проанализировать, надо это сделать. Я переговорю с [председателем Верховного суда] Вячеславом Михайловичем [Лебедевым], и попробуем это сделать».

Внятное и, по сути дела, справедливое, взвешенное высказывание.

А что в итоге? В регионах по-прежнему идут суды. И людей отправляют в лагеря за веру!

Ау, судья Лебедев! Вы не услышали президента?

Недавно в СМИ проникла информация о том, что людей, находящихся в психиатрических интернатах, принуждают к химической кастрации. Еще один привет из Третьего рейха. Там эта практика была тотальной и квалифицирована на Нюрнбергском процессе как одно из преступлений против человечества. И после всего этого мы лицемерно восклицаем: как это в стране, разгромившей гитлеровскую Германию, фашизм пускает новые ядовитые побеги? Как видим, красивые парады и штурм подростками картонного Рейхстага в парке Победы не спасают юношество от этой заразы.

Кстати, о юношестве. Позволю себе не согласиться с базовым утверждением Ханны Арендт о банальности зла. Зло притягательно и монументально. А потому неизменно воздействует на неокрепшие души и неразвитый интеллект. Люди искусства в полной мере успешно эксплуатируют эстетику зла. Яркий пример тому – Лени Рифеншталь, снявшая фильм «Триумф воли» о съезде национал-социалистов в 1934 году, пропагандирующий идеи НСДАП и ее лидера. И вряд ли этого талантливого режиссера оправдывает тот факт, что она выполняла заказ самого фюрера.

И в Новейшее время художественные натуры падки на этот искус. Среди них Сальвадор Дали, Сергей Курёхин… Список легко продолжить.

Но от заразы юношество необходимо спасать. Кому? Семье и школе.

Не «школота»

«Школота» – это кто? Вопрос не праздный. Это жаргонное словечко было вброшено в медийное пространство и мгновенно распространено официальными СМИ, хотя существуют вполне приличные определения этого возраста: старшеклассники, подростки, тинейджеры… Но избран был жаргонизм. И это не случайно. На сленге «школота» – это малолетние придурки, а не все школьники, это оскорбительное наименование лиц школьного возраста, имеющих низкий интеллектуальный уровень. Ученики, предпочитающие книгам «Ягу» («Яга. Кошмар темного леса» – российский фильм ужасов) и подъезды и удивляющие людей своей тупостью. Зачем же потребовалось, говоря на молодежном сленге, так «опускать» всех без исключения подростков?

Понять это помогает еще одно новое словосочетание – «политическая педофилия». Это провоцирование подростков на участие в несанкционированных уличных акциях.

Я категорически против вовлечения детей и подростков в подобные мероприятия. Будучи непосредственным участником событий августа 1991 года, свидетельствую: никто не хотел умирать. Но одни молодые люди накинули брезент на щели бронетранспортера, а другие с испугу открыли огонь. Пролилась кровь. Затем были торжественные похороны. Каждому из погибших было присвоено звание Героя Советского Союза. Мало кто сегодня вспомнит их имена.

Создается такое впечатление, что власти предержащие своими неуклюжими действиями добиваются обратного эффекта – подогревают интерес подростков к уличным акциям. В основе такого неразумного поведения – безотчетный страх перед вступающим в жизнь новым, непоротым, интернетным поколением.

Между тем, выступая на Всероссийском съезде учителей-интернационалистов 28 августа 1918 года, В. И. Ленин утверждал: «Школа вне жизни, вне политики – это ложь и лицемерие». А польский педагог Я. Корчак отдавал себе отчет в том, «что школа стоит не на Луне». Наивно думать, что подростки не слышат разговоров в семье, не выходят в интернет, не обсуждают в своих чатах горячие новости. Попытки усилить запретительные меры, запугать подростков и родителей зачастую приводят к обратным результатам, ибо запретный плод сладок. К слову сказать, участие подростков в последних протестных акциях было минимальным – не более 4 % от общей численности участников. Оставим в стороне политические цели фейков о цепях детей, которых впереди себя выставляют провокаторы. Эти данные ничем не подтверждаются. Трагикомичным выглядит набор статистики правоохранительных органов под тренд «школоты» на улицах российских городов.

Моя давнишняя выпускница, юрист по профессии, вышла на улицы Санкт-Петербурга со своей шестнадцатилетней дочерью, которая учится в профильном юридическом классе лицея. Девочку немедленно препроводил омоновец к автозаку. С подростка потребовали заполнения анкеты, где нужно было указать сведения о родителях, номер школы. Но маму-юриста особенно умилил вопрос к ребенку: «Ваши политические пристрастия?» Девочка ответила мгновенно: «Верховенство права!» Такой ответ не мог принадлежать тупой «школоте». После заполнения анкеты девушку отдали матери. Ребенок и мать исповедуют одни и те же убеждения и имеют на это право. Разве можно такими «страшилками», как постановка на внутришкольный контроль и сообщение на работу маме-адвокату, заставить эту семью изменить свои взгляды?

Тем не менее похоже, что навязчивая идея «тащить и не пущать» (Г. Успенский, рассказ «Будка») прочно овладела умами высочайших политтехнологов. Как иначе относиться к инициативам перекрыть «западный сегмент» интернета? К тем же сомнительным предложениям относятся готовящиеся дополнения в Закон об образовании. Поправки предполагают распространение ограничений на просветительскую деятельность школ и вузов. Теперь любые факультативы и семинары будут требовать высочайшего разрешения. Невозможными станут и дискуссии, тем более с привлечением иностранных ученых, чьи взгляды могут не совпадать с официальной точкой зрения. Таким образом, предполагается, что чиновник, дающий разрешение на дискуссию в области истории или культуры, обладает монопольным правом на истину. Что это, как не предварительная цензура? Трудно представить, какой огромный штат чиновников потребуется для отслеживания просветительских инициатив, в какую научную изоляцию это поставит нашу высшую школу.

Но этого мало. В ближайшее время предполагается внести в закон обязанность издательств маркировать книги для каждой возрастной категории учащихся. Напомню, что в настоящее время действует норма, требующая маркировать книги, содержащие ненормативную лексику и сцены насилия, значком 18+. Такие книги продаются в специальной упаковке. Но как прикажете детально распределить разрешение книг по возрастам? К примеру, роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» изучается в десятом классе 16-летними школьниками. Но одна из героинь романа, Соня Мармеладова, как принято сегодня выражаться, – девушка с пониженной социальной ответственностью. Сбросим роман со школьного корабля? Или в программу десятого класса входит «Один день Ивана Денисовича» А. И. Солженицына. В повести автор дает языковую характеристику героев. Среди прочих слов: «смефуечки», «маслице-фуяслице». Будем делать вид, что русского мата не существует? А то подростки его не слышат на улицах. Уходить от обсуждения этого феномена отечественной культуры – ханжество!

Еще одна курьезная реальность – ввести в школах новую должность при директоре: советника по воспитанию. Лично я и мои коллеги по цеху воспринимают это как унижение. Что же это за директор, который ничего не смыслит в воспитании? Не иначе как «эффективный» менеджер на раздаче средств. А разве любой учитель