Смерть в июле и всегда в Донецке - Дмитрий Александрович Селезнёв

чешских «Вампиров», и сорок «градин» разлетелись кто-куда по центральному району, одна из ракет попала в верхнюю секцию пятиэтажки и обвалила её. Я ездил снимать, как из-под завалов доставали женщину-пенсионерку, она чудом осталась жива.

Так что мне было о чём поговорить с моим визави. Это был молодой боец, коренастой комплекции и небольшого роста. Крепкий мышонок в камуфляже. Каштановые волосы, круглое лицо, маленький вздёрнутый нос, варёные от алкоголя глаза. Он подсел ко мне за столик, увидев букву Z на моём рюкзаке. «Ты военный корреспондент? Да ла-адно! Да вы жизнью рискуете!..» Я отрицал свою профессиональную важность, для меня постыден культ военкоров. Мы ярко, но обманчиво выглядим на фоне остальных жителей фронта. Мы приезжаем, снимем и уезжаем, а солдаты остаются в окопах. Мы входим в неспокойные воды войны всего лишь по щиколотку, а остальное тело продолжает греться на солнце. Ну кто-то из нас, может, и по колено входит иногда, но это не меняет положения в общем. Мы делаем фантик для горькой, но нужной пилюли. Это не отменяет того, что мы — туристы войны, статисты и наблюдатели, а не участники этого жестокого карнавала. Штабные в поток железа и крови входят по колено, снабжение и военные медики — по пояс, пехота по горло. А штурмовики уходят с головой и многие не выныривают.

Парень передо мной был из мотострелков, и, как я понял, отвечал за связь в оперативном штабе. Узел связи, где он служил, находился рядом с Днепром. Парень уже прилично выпил. Он с пьяной интонацией растягивал, как гармонь, слова, обильно удобряя свою речь матерщиной.

— …выё…ваться не буду, хотя я уже вые…нулся, да-а. Так вот — я на пункте управления войной! Всё, п…да! Мне что Гига говорит, то я и дублирую…

Гига — начальник «мышонка». Это позывной, как я понял, очень его характеризующий. Судя по описаниям, это огромного роста вэдэвэшник из горы мышц и он раза в два больше моего случайного собеседника.

— …уничтожить нах…! Да я в жизни таких слов не знал! Я — гражданский человек… А тут Гига говорит — уничтожить! Всё! А то он тебя как возьмёт, тряханёт… это я утрирую, конечно. Но страшна-а… Когда он рядом сидит, ты ощущаешь — с тобой рядом командир, настоящий командир! Есть такие в батах, которые орут-лебезят, чуть что, сразу а-а-а. Да уже прилетело! Что ты орёшь-то! Иди собирай руки-ноги. Тут надо людей выводить, а пока ты орёшь, так ещё раз шарахнут!..

Повторный прилёт — это уже устоявшаяся практика. Враг ждёт, когда приедут группы эвакуации и наносит повторный удар. Такая система применяется вэсэушниками и против гражданских. Под повторные удары я сам лично попадал, и не раз. И не два. Страшна-а.

— …у меня есть «глаз», я тот берег вижу, ох…енно вижу. Но он потом уходит в возвышенность. А что за бугром, я не вижу. А мы же наоборот, е. а-ать… как на ладони… они всё видят…

Я всё понимаю, мы разговариваем на одном языке. «Глаз» — это значит у него где-то камера висит для наблюдения. Желательно её повыше прицеплять, на вышку какую-нибудь. Тем более, правый берег Днепра выше левого, а мы, к сожалению, на левом, у противника преимущество. С помощью «глаза» можно руководить боем в режиме реального времени. Я видел, как в оперативном пункте «Спарты» руководили штурмом Волновахи или как командир вагнеровской десятки наблюдал, как шёл бой в вверенном ему квадрате Бахмута.

— …а если пойдут? Что делать-то будем, братан? В штанину срать? Нет, нормальные пацаны у нас есть в полку. Голова, вот, есть. Его парни стояли в Алёшках, Крынках… Самые боеспособный вояки у него. И он такой — нет-нет, мне контрактников не надо, ну нахуй их, они воевать не умеют, мобиков, мобиков дайте. Мобики уже воевать научились…

Парень и сам был из мобиков, я его расспросил. Его мобилизовали осенью 2022 года, и после полигона он уже варится в этом котле больше года. Он уже более-менее ориентируется на этом празднике смерти. Тем более с такими командирами как Голова или Гига.

— …Гига орёт, где доклады? Куда уе…ало? Ты припух, что ли? Полчаса назад удар был, а доклада нет! — рассказывал «мышонок» о специфике своей работы, от которой он уезжал на время в отпуск. — А у меня три рации. Азарт, Кирисан и Бауфенг, но Бауфенг — х…ня рация, мы стараемся её не использовать. Я по ним звоню подразделениям. Также три телефона, один — с генералом прямая связь. Звоню, здравия желаю, такой-то такой-то, а он — слышь ты, …уй, Гигу позови…

Все военные, которые прибывают в Джанкой, как правило, с Херсонского или Запорожского направления. Кто с Луганского — те в Лиски или Россошь добираются, с Донецкого — в Ростов или Таганрог. Это устоявшаяся логистика. Двигаются через эти пересадочные станции и в обратную сторону. Таксист, который меня вёз от пропускного пункта Чонгар до Джанкоя, тоже интересным оказался. В своей жизни он много сидел в тюрьме, а теперь брал любые заказы — ездил на Токмак или Каховку, куда даже я хорошо подумаю, прежде чем поехать. А Джанкой так себе городишко — таксист мне всё рассказал. Моря нет, производства толком нет, еле-еле молокозавод раскачали, да элеватор поддерживают. Летом тут жарко, душно и пыльно. Одни пенсионеры здесь живут, доживая свой век. А теперь новый контингент — ещё и солдаты, которые возвращаются с фронта или едут на него.

Если в отпуск, то сидят солдаты в привокзальных кафе и зачастую, как мой собеседник, выпивают. И им отчаянно хочется исповедаться первому встречному, рассказать, в какую круговерть их закрутило. Им есть что рассказать.

— …Прикинь! Ракетная опасность! Да! С той стороны «Чёрный тополь» взлетел и в нашу сторону. Это у них типа нашего «Искандера». Нам звонят — как раз по вам траектория. А что делать? Куда тут спрячешься? Мы все напряглись: всё, пиздец. Потом перезванивают, ПВО с К-ки сбило. Уф, выдохнули. И Гига тут говорит, так, давайте, стол собирайте, шашлыки будем жарить. Новую жизнь праздновать. Да-да! — Парень заметил, что я улыбаюсь. — Мы тогда снова жить начали, заново родились, это новая, новая жизнь!..

Насчёт «Чёрного тополя» — не слышал о таком оружии у противника. Может, из-за алкоголя парень что-то напутал или другое имел в виду,