Коронация всея Руси. Разговор, склоняющий к благоразумию - Евгений Александрович Ямбург

2. Караимы – 93,2 %

3. Евреи (ашкенази) – 89,8 %

4. Армяне – 65,7 %

5. Русские – 59,8 %

6. Греки – 58,9 %

Крым (средний показатель) – 46,0 %

7. Украинцы – 36,9 %

8. Крымские татары – 21,6 %

9. Болгары – 12,1 %

10. Немцы – 9,9 %.

Несколько необходимых пояснений по поводу неизвестных вам национальностей.

Караимы – потомки хазар, которые в незапамятные времена приняли иудаизм, но евреями они не являлись, что признали даже фашисты. Поэтому тотальному уничтожению, в отличие от евреев, караимы не подлежали.

Крымские евреи, или крымчаки, – немногочисленная группа, говорившая на своем диалекте. Подлежали с приходом фашистов полному уничтожению.

Евреи (ашкенази) – основная группа евреев, сформировавшаяся в Центральной Европе. После прихода фашистов подлежали полному уничтожению.

Таким образом, вопрос «чья это территория?» на уровне этнического большинства не решается. Нет никаких рациональных аргументов, доказывающих, что данная территория принадлежит одному народу.

Но есть аргументы эмоциональные. Например, Севастополь – символ мужества русских воинов. Дважды (во время Крымской войны и Великой Отечественной) каждая пядь его земли была полита кровью защитников. За рамки повести выходит описание событий Крымской войны 1853–1856 годов, которая была позорно проиграна царским правительством. Желающие могут в интернете найти подробное описание тех событий. «Севастопольские рассказы» непосредственного участника боев Л. Н. Толстого – надежный и честный источник.

Но нас в первую очередь интересует оборона Севастополя в годы Великой Отечественной войны, современниками которой стали героини повести. Слов нет, защитники города действительно проявляли чудеса героизма, покрыв себя неувядаемой славой.

Но от горькой правды не уйти. А она заключается в том, что командующий обороной Севастополя адмирал Октябрьский улетел в Москву на самолете, а затем вывез на двух подводных лодках генералитет и партийную элиту. Иными словами, он бросил защитников города на произвол судьбы. Но, вопреки бездарному руководству, защитники ценой невероятных жертв держались до последнего. Наша жизнь и сегодня подчас требует героизма. Однако надо наконец осознать тот очевидный факт, что героизм одних людей достаточно часто является результатом бездарности и безответственности других персонажей, облеченных властными полномочиями. Цена победы в таких случаях неоправданно высока.

Разумеется, героини повести не могли знать всех деталей организации обороны Крыма и причины стремительного продвижения немцев, их мало интересовал демографический состав населения полуострова. Они просто жили, впитывая в себя происходящее и пытаясь разобраться в водовороте событий.

«Война гуляет по России, а мы такие молодые», – сказал поэт.

Подростки дружили, переживали первые влюбленности. Их совсем не интересовало, кто из них какой национальности, кем работают и где служат родители их одноклассников. Но внезапно эти детали стали выплывать на первый план, рождая недоумение и совсем не детские вопросы. Сами они, судя по всему, живут в Евпатории, куда враг, казалось бы, никогда не доберется. Название города автор не приводит, но оно легко угадывается. Тем более что, в отличие от Севастополя, где проживают бабушка и дедушка главной героини, Евпатория не представляет собой стратегический объект.

Из дневника Наташи: «Я пошла в слободку к Ольге Цорн – узнать, кто где из Наших, надеялась повидать еще и Сашу Файлерта, а то с этими окопами ни о ком ничего не знаю. А там… нет никого из них. Пустые дома стоят, двери хлопают, собаки беспризорные ходят. Соседи говорят: всех немцев в 24 часа вывезли. Неизвестно куда, якобы в эвакуацию, но что это за выборочная эвакуация – непонятно. По городу ходят слухи, что по всему Крыму чуть ли не 50 тысяч немцев выселили. Я не знаю, сколько их в других районах, а у нас-то их много. В нашем классе семь человек было. И никаких известий, куда вывезли. Почему так срочно?

Сегодня спросила дядю Сережу, который в милиции служит. А он говорит: „Меньше знаешь – крепче спишь. Эвакуировали их, а куда – не приказано сообщать по стратегическим соображениям“. Спрашиваю, как же им писать-то теперь, куда? А он мне: „И не думай даже. И вообще, чем меньше ты будешь про это спрашивать, тем лучше будет тебе и семье“. Я, конечно, понимаю, что на нас напала Германия… но наши-то немцы тут при чем? Они здесь 150 лет живут. Им тот Гитлер низачем не сдался. Как-то мне плохо стало от этих новостей, даже больше, чем от войны. Свои же… не враги».

Кто свой – а кто враг? Этот коренной вопрос будет подниматься во всем своем грозном звучании и дальше.

«Много раз потом будет она (Валя. – Е. Я.) вспоминать то, что сказала мама: мы еще не раз увидим, как понятия „друг“ и „враг“, „свой“ и „чужой“ перепутываются, а может быть, и соединяются». Мама Вали работает в госпитале, где среди прочих лежат раненые немцы. Отсюда ее позиция: «Возможно, медицина такая профессия, где нет друзей и врагов. Есть просто люди, которым сейчас плохо, и ты, медик, можешь им помочь. И тебе все равно, на каком языке они говорят и как здесь оказались».

Хотя, казалось бы, все предельно ясно: немцы и мы – два непримиримых лагеря, сошедшихся в смертельной схватке.

Никакого сотрудничества с врагом быть не может. Коллаборационизм равен предательству. Но под немцами на долгие четыре года оказались огромные территории нашей страны и миллионы наших сограждан: гражданских и военнопленных. Как выживали все эти люди на оккупированных территориях? Сюжеты, которых мы предпочитаем не касаться. Не все могли уйти в партизаны и участвовать в организации антифашистского подполья в городах. У многих на руках были маленькие дети, престарелые родители, родственники-инвалиды. Как прокормить всю эту ораву? Где добыть дрова или уголь на долгую зиму? Простые житейские вопросы. Но их решение толкает к сотрудничеству с немецкой администрацией. Другой на оккупированных территориях нет. Приходилось идти на немецкую биржу труда, тем более что неявка грозила расстрелом.

Выходит, что все, кто в той или иной степени обслуживал оккупантов, предатели родины. Именно так после освобождения оккупированных территорий отнеслась к людям восстановленная советская власть. Доблестная армия их молча сдала, но они же оказались виноваты!

Разумеется, речь идет не о полицаях, участвовавших в карательных акциях. С ними все ясно. А о тех, кто лечил в госпиталях, стирал офицерское белье, подметал полы в казармах, готовил еду и т. п. Во что верили, на что надеялись все эти заложники не зависящих от них обстоятельств?

«Вот стоят у постели моей кредиторы: молчаливые вера, надежда, любовь»

Во что верили, на что надеялись эти «дети страшных