День поэзии. Ленинград. 1967 - Семен Вульфович Ботвинник

и не вознесся до небес.

Всё так же мускулы упруги,

душа полна по берега...

Но в этом нет моей заслуги —

меня эпоха берегла.

Живу, хотя и в скромном чине,

живу — и черт меня не сгреб,

живу — врачи не залечили,

друзья не уложили в гроб!

ЮРИЙ ВОРОНОВ

БЛОКАДНЫЕ ЗАПИСИ

ЯНВАРЬ СОРОК ВТОРОГО

Горят дома.

Тушить их больше нечем.

Горят дома,

Неделями горят.

И зарево над нами каждый вечер

Вполнеба,

Как расплавленный закат.

И черным пеплом

Белый снег ложится

На город,

Погруженный в мерзлоту.

Мороз такой,

Что, если б были птицы,

Они бы замерзали на лету.

И от домов промерзших, от заводов

На кладбища —

Всё новые следы:

Ведь людям

Без огня и без воды

Еще трудней,

Чем сквозь огонь и воду...

Но город жив...

Он выйдет из бомбежек,

Из голода, из горя, из зимы

И выстоит...

Иначе быть не может:

Ведь это говорю не я,

А мы!..

БОМБЕЖКА

Сверху видно,

Как сброшенный им же фугас

Превращает дома ленинградские

В груды...

Только жаль,

Что пилоту не видно оттуда

Наших лиц,

Наших сомкнутых губ,

Наших глаз...

Он бы столько увидел в них,

Столько прочел,

Что в смятеньи б задумался:

Кто ж обречен?

НА ПОСТУ НАБЛЮДЕНИЯ

Свист.

Удар.

И черный всплеск над крышей...

«Юнкерс» с воем вышел из пике...

— Валя, что случилось? Я не

                                         слышу, —

Трубка задыхается в руке,—

Валя! Ты живая?..

— Да...

Пишите...

Дом двенадцать. Флигель со двора...

Будет что известно, сообщите...

У меня там

Мама и сестра...

ПАМЯТЬ

Неверно,

Что сейчас от той зимы

Остались лишь могильные холмы.

Она жива,

Пока живые мы...

И тридцать лет и сорок лет пройдет,

А нам от той зимы не отогреться.

Нас от нее ничто не оторвет.

Мы спаяны с ней памятью и сердцем.

Чуть что —

Она вздымается опять

Во всей своей жестокости нетленной.

«Будь проклята!» — мне хочется кричать.

Но я шепчу ей:

«Будь благословенна...»

Она щемит и давит.

Только мы

Без той зимы —

Могильные холмы.

И эту память,

Как бы нас ни жгло,

Не троньте

Даже добрыми руками.

Когда на сердце камень —

Тяжело.

Но разве легче,

Если сердце — камень? ..

Москва

ЛЕВ ДРУСКИН

БАЛЛАДА О ПОЛОТЕРАХ

Полы трет полотер.

Его летит рука.

Он как тореадор,

Пронзающий быка.

Е. Винокуров

Не дыханье коридора,

Не скрипенье двери...

Там дышали полотеры —

Сильные, как звери.

Вон тот — бывший старшина,

Трет до блеска, милый.

Ах, война,

               война,

                         война,

Что ты натворила!

Медицинский мудрый нож,

Бинт свернулся ржавый.

Самокрутку завернешь

Левой или правой?

Самокрутка,

Самосад,

Серый дождь из тучки...

Я приду на комбинат

В светлый день получки.

Как их очередь длинна,

Белый свет закрыла.

Ах, война,

               война,

                        война,

Что ты натворила!

Папиросный дым густой.

Шутят,

         смотрят браво.

И у всех

             рукав пустой

Слева или справа.

* * *

Ну-ка, Бобышев,

                        курнем,

Ну-ка, рюмку

                   кувырнем,

Да заправимся стихами,

Да у печки прикорнем.

За окном бунтуют ели,

Им бы тоже спать пора.

Наши толстые портфели

Отдыхают до утра.

Угли гаснут и бормочут

Что-то доброе, без слов.

Дом вздохнул:

                    «Спокойной ночи!»

Кот зевнул:

                  «Приятных снов!»

Ты меня разбудишь рано,

Чуть заря коснется крыш,

Удивишь строкой нежданной,

Новой рифмой удивишь.

И уйдешь

               по тропам ярким,

По сверкающей лыжне,

И сверкающим подарком

Ту строку

              оставишь мне.

Подержу ее в руке,

Приложу ее к щеке.

В горле сладко тает льдинка —

Огонек на языке.

АЛЕКСАНДР ШЕВЕЛЕВ

В ДАЛЕКОМ ДАЛЕКЕ

Одеты в шинели, сидели крестьянки,

иней дрожал на ресницах коней.

Лишь только скрипели морозные санки

на тихих дорогах полей.

И в том непонятном,

сквозящем просторе

поземка ползла прямо в сны.

И было у женщин достаточно горя

с той самой Великой войны.

И пахли они смолой и снегами,

домой возвращаясь,

грелись в ночи,

и гладили нас ледяными руками —

безмолвно лежащих одних на печи.

* * *

Ветер иву колышет,

рыбой пахнет вода.

И сама себя слышит

над погостом звезда.

Только выкрики птичьи,

только всплески щурят...

В безымянном