Святые старцы - Вячеслав Васильевич Бондаренко

Иона, - нас спасла любовь к обители и непобедимая помощь Неба, ибо Бог не в силе, а в правде».

11 августа 1944-го Печоры снова стали советскими. На следующий день газета «Вперед за Родину» писала: «В Псково-Печерском монастыре звонят колокола в честь Красной Армии. Духовенство служит молебен. Настоятель дарит нашим бойцам цветы». А еще через одиннадцать дней город был передан из состава Эстонии в РСФСР.

В первое время сохранялась надежда на то, что монастырь не будет затронут репрессиями. Игумен Павел участвовал в митинге по поводу освобождения Печор 24 августа; через четыре дня, на Успение Божией Матери, монастырь посетил первый секретарь уездного комитета партии Овсянников. Было послано обращение в Ленинградскую епархию о принятии монастыря в каноническое общение с Московской Патриархией. Все закончилось 23 октября 1944 года, когда 77-летний игумен Павел был арестован сразу по трем пунктам 58-й статьи Уголовного кодекса. На допросах он частично признал свою вину и привел многочисленные примеры сотрудничества с оккупантами. Чуть позже арестовали 66-летнего иеромонаха Лина, 45-летнего монастырского кучера Е. П. Петрова, 44-летнюю заведующую хозяйством Т. А. Хитрову и 43-летнюю заведующую иконописной мастерской Э. Грюнберк. Самый тяжелый приговор - 15 лет каторжных работ - от военного трибунала войск НКВД Ленинградского округа получил признавшийся в участии в расстрелах Петров; игумен и иеромонах получили по 15 лет заключения, Хитрова и Грюнберк - по 10. Игумен Павел умер в кемеровских лагерях в июле 1950 года. В конце 1980-х начался процесс его реабилитации, однако в ней было дважды отказано. Лишь после ходатайства епископа Зарайского Павла (Пономарева, ныне митрополит Минский и Заславский,

Патриарший Экзарх всея Белоруссии) и президента Российского благотворительного фонда международной помощи жертвам политических репрессий Н. В. Нумерова игумен Павел был реабилитирован 14 марта 1997 года.

После войны Псково-Печерский монастырь не был ликвидирован, как планировалось в 1940-м. Возможно, этому способствовали пришедшийся как раз на первое послевоенное время краткосрочный «роман» советской власти с Церковью и тот факт, что в 1944-1946 годах монастырь был вообще единственной действующей обителью на территории РСФСР. Затем возродили Троице-Сергиеву лавру, на которую возлагались «представительские» функции - туда возили туристов, официальные иностранные делегации и т. п. А ПсковоПечерскому монастырю была уготована участь труднодоступной провинциальной обители.

На деле же вышло не так, как задумывалось. Именно Псково-Печерскому монастырю наряду с Глинской пустынью (а после ее закрытия в 1961-м - уже без нее) суждено было продолжить «золотую цепь» русского старчества. Давно уже были закрыты и лежали в руинах Площанская, Белобережская, Оптина и Зосимовская пустыни, рассказы о старцах воспринимались как некие «церковные легенды», передаваемые с опаской... А здесь, в Печорах, сохранился в нетронутом, первозданном виде целый монастырь, насельники которого не делили свои традиции на «дореволюционные» и «послереволюционные» - эти традиции были едиными и неизменными. И одним из столпов монастыря был иеросхимонах Симеон, которому 1 марта 1949 года исполнилось 80 лет. Посвященные этому событию торжества прошли в монастыре в день Ангела старца, 16 февраля 1950 года, и были совмещены с 55-летием его проживания в обители.

Начиная с конца 1940-х годов имя иеросхимонаха Симеона (Желнина) становится широко известным не только в Печорах. К нему едут из Ленинграда, Москвы, других городов СССР. Из уст в уста передавалась молва о дивном старце - простом псковском крестьянине, встреча с которым может изменить всю твою жизнь.

Можно предположить, что известность старца особенно возросла после появления в 1952 году в «Журнале Московской Патриархии» большой статьи о Псково-Печерском монастыре. Ее написал Р. Днепров - это был псевдоним Николая Яковлевича Рощина (1896-1956), бывшего белого офицера, прозаика, известного прежде всего своим близким знакомством с И. А. Буниным, в 1946-м вернувшегося из эмиграции на Родину. В этой статье о старце Симеоне говорилось так:

«Вот он, слегка согбенный, сухой, вышел из выдолбленной в скале пещерки, своей кельи, прищуренными с темноты глазами окинул пустынный, залитый вечерним светом монастырский двор, с поклоном широко перекрестился перед дверями храма и медленной походкой направился к скамеечке перед широкой железной дугой на цепях, перед большой клумбой под нею с пышными разноцветными астрами, гладиолусами и бархатнотемными анютиными глазками. На нем черный куколь и мантия с белыми гробовыми позументом, крестом и адамовой головой. А лицо схимника - лицо необыкновенной мягкости, легкой усталости и доброты - ничем не похоже на лицо аскета в западном понимании этого слова. Длиннопалая старческая рука, мозолистая и вместе с тем мягкая, как бы ищет человеческую голову - утешить, приободрить, приласкать...

Иеросхимонаху Симеону восемьдесят четыре года. Он, по словам его, из “низовых” людей, как, впрочем, и преимущественное большинство иноков, - в миру был столяром-краснодеревцем. Еще и сейчас в маленьких сенцах перед его кельей стоит верстак, и полка над ним полна резцов, долот, стамесок, лекал и точных маленьких фуганков, и в часы, свободные от молитвы, он всегда что-то выпиливает, выдалбливает, вырезывает, подгоняет, сколачивает, склеивает, а тридцать шесть тяжелых каменных, украшенных орнаментом тумб, держащих цепи, которыми опоясаны монастырские колодцы и цветники, -тоже труд его прилежных и неутомимых рук.

Провидцем слывет у верующих людей края отец Симеон: многие его советы в делах - и общественных и личных, сложных - сбываются подчас в полной точности.

- Да совсем я не прозорливец, - с мягкой досадой в голосе говорит он. - Великий дар прозрения дает Господь избранникам Его, а тут просто долголетие мое помогает -зашел в дом раньше других, вот и порядки его лучше знаю. Приходят ко мне люди с горестями своими и сомнениями, а взволнованный человек подобен ребенку, он весь на ладони. Случилось с человеком несчастье, вот он и точность душевных очей теряет, впадает либо в уныние и робость, либо в дерзость и ожесточение. А я и мирской круг хорошо знаю, и жизнь прожил долгую, и Сам Господней силой огражден от бед и соблазнов, и как же мне в меру малых сил моих не поддержать брата моего, спутника на земной дороге, когда он притомился раньше, чем я... Улыбка ложится на иссеченное морщинами лицо, из-под густых, сильно выступающих вперед бровей живо вспыхивают светлые глаза. Всяческой малостью, суетой, неведением, слепотою люди омрачают чудо, - поворачивается он к собеседнику. - Дивный дар Господень - человеческая жизнь! Не купишь ее, не заработаешь, - на, человек, прими награду бесценную!.. Радость, радость, великая радость, -неторопливо протягивает он руку к горящим в закатном солнце золотым рипидам перед куполами собора, к вековым липам наверху, ко всему безмятежью, которым дышит этот тихий час уходящего