Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век - Коллектив авторов

7 декабря Долгоруков был доставлен во внутреннюю тюрьму НКВД – таким печальным образом состоялось столь долго ожидаемое возвращение Петра Дмитриевича на родину. В его деле сохранился один примечательный документ-талон – квитанция на вещи арестанта. Князю Рюриковичу выдали 22 предмета, среди них: брюки х/б, ботинки старые, полотенце рваное, рубашки рваные, носовой платок рваный…

Через четыре дня после прибытия на Лубянку Петр Дмитриевич серьезно заболел. 13 декабря подполковник медицинской службы Яншин подписал следующее медицинское заключение: «У заключенного артериосклероз, дистрофия и поливитаминоз, вследствие чего нуждается в немедленном направлении в больницу Бутырской тюрьмы НКВД СССР». 26 декабря было принято постановление о приостановлении следствия, которое возобновилось 29 апреля 1946 года.

После более чем четырехмесячной болезни, 3 мая 1946 года, вновь начались допросы, которые продолжались с 10 часов утра до 16 часов. Во время этих допросов на Петра Дмитриевича оказывалось психологическое воздействие: его обвиняли в неискренности показаний, пытались уличить в заведомой лжи. Его участие в эмигрантских организациях, предосудительное с точки зрения следствия, само по себе стало отягощаться обвинениями в том, что эти организации поддерживали связь с «органами иностранных государств» и руководствовались в своей деятельности директивами последних. В частности, речь шла о якобы существовавших связях Пражского национального комитета с «японскими дипломатическими организациями». Долгоруков категорически отверг это явно надуманное обвинение. Затем его пытались обвинить в контактах с руководителем РОВСа генералом Миллером. В ответ на это Долгоруков заявил: «Я к РОВСу не примыкал». Начиная с 64-й и по 67-ю страницу следственного дела, зафиксировавшего этот допрос, на листах имеются обильные темные пятна – складывается впечатление, что, читая текст протокола допроса, Петр Дмитриевич плакал.

Постоянные обвинения в сотрудничестве с гестапо особенно угнетающе действовали на подследственного. Он неоднократно подчеркивал: «Ранее я уже показал и сейчас повторю, что Объединение эмигрантских организаций в Праге, председателем которого я был, не объединяло политически эмигрантских организаций и, таким образом, при переговорах со мной в Берлине ни Бискупский, ни Остен-Сакс, ни другие представители германских органов не ставили вопроса об активизации антисоветской деятельности объединявшихся мной эмигрантских организаций, как и не говорили вообще о политической работе».

6 мая было принято постановление о переквалификации состава преступления: «Привлечь Долгорукова Петра Дмитриевича в качестве обвиняемого по ст. 58-4 и 58–11 УК РСФСР, прекратив обвинение по ст. 58-3 УК РСФСР». В тот же день был подписан протокол об окончании следствия, сроки которого продлевались уже шесть раз. Накануне, 5 мая, Петр Дмитриевич был освидетельствован медсанчастью Бутырской тюрьмы и был признан негодным к физическому труду. К этому времени Петру Дмитриевичу исполнилось ровно 80 лет.

14 мая 1946 года военный прокурор Главной военной прокуратуры СССР майор юстиции Лозинский подписал обвинительное заключение, в котором отмечалось, что Долгоруков виновным себя не признал, и его дело направлялось на рассмотрение Особого совещания при министре внутренних дел СССР. Мера наказания Долгорукову предлагалась десять лет исправительно-трудовых лагерей, го июля 1946 года Особое совещание, рассмотрев дело Долгорукова, постановило: «За принадлежность к контрреволюционной организации заключить в тюрьму сроком на пять лет, считая с 9 июня 1945 года».

Этот срок Петр Дмитриевич отбывал во Владимирской тюремной больнице, где его и встретил В.В. Шульгин, арестованный в Югославии в 1945 году. «У него, – вспоминал Шульгин о Долгорукове, – была „рожа“, вся правая рука была багрово-красная, температура тридцать девять градусов. Он очень стоически переносил свою болезнь, бодрился…»

Поведение Долгорукова поразило много повидавшего Шульгина, запечатлевшего образ князя в своих воспоминаниях. «Он, – писал Шульгин, – вообще разговаривал охотно и много, очень бодро и с тем оттенком, принятым у старой русской аристократии, который состоял в следующем: важность личного преуменьшалась, наличествовал оттенок легкой насмешки к самому себе и даже ко всей своей аристократической касте». Что было приятно в Петре Дмитриевиче, продолжал Шульгин, «это такое его свойство, как абсолютное отсутствие какого-либо угодничества и подхалимства. Он обращался со всеми этими людьми, начиная от начальника тюрьмы и кончая уборщицей, совершенно одинаково. И при том как с равными».

Еще задолго до отбытия Долгоруковым срока заключения тюремное начальство направляло депеши «наверх», информируя о том, что Долгоруков «по своему состоянию здоровья не может быть направлен в ссылку на поселение». Предлагалось направить его в дом инвалидов, «расположенный в нережимной местности», и передать под надзор органов МГБ «как не имеющего родственников, которые могли бы взять его под опеку». По решению медицинской комиссии от го июля 1948 года Петр Дмитриевич был признан инвалидом I группы. 3 марта и 24 мая 1951 года его еще раз освидетельствовали, зафиксировав при этом старческую дряхлость, общий артериосклероз, порок сердца, двустороннюю паховую грыжу. С мая 1951 года Долгоруков уже не мог без посторонней помощи подниматься с постели. С 8 октября у него начались зрительные и слуховые галлюцинации. го ноября 1951 года в 19 часов 30 минут Петра Дмитриевича не стало.

Через 41 год, 23 июня 1992 года, Петр Дмитриевич Долгоруков был реабилитирован на основании статей 3 и 5 Закона РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий».

«Последовательный демократизм, соединенный с суровой национальной дисциплиной…»

Павел Дмитриевич Долгоруков

Надежда Канищева

Князь Павел Дмитриевич Долгоруков (1866–1927) – один из выдающихся лидеров Конституционно-демократической партии – происходил из древнейшего рода Рюриковичей. Вскоре после рождения Павла и его брата-близнеца Петра семья переехала из Царского Села в Москву в просторный особняк в Малом Знаменском переулке. Павел Долгоруков получил прекрасное образование: окончил частное реальное училище Фидлера, а затем естественное отделение физико-математического факультета Московского университета.

Бюрократическая карьера не представляла для Павла какого-либо интереса. Поступив по настоянию отца чиновником в государственную канцелярию при Государственном совете, он служил недолго, вскоре вышел в отставку и поселился под Москвой в родовом имении Волынщина Рузского уезда. Однако в силу своего деятельного характера Павел не мог замыкаться в частной жизни, тем более что семью ему создать так и не удалось. Вскоре он стал участником кампании по борьбе с голодом в 1891–1892 годах в Самарской губернии в качестве общественного уполномоченного: участвовал в организации работ по возведению и укреплению огромной дамбы при впадении реки Самары в Волгу. На следующий год Павел был избран предводителем дворянства Рузского уезда и оставался на этом посту в течение пяти трехлетий; во время своего предводительства получил придворное звание камергера. К его заслугам следует отнести расширение дела начального школьного обучения в уезде. Вместе с тем он сознавал необходимость координации процесса просвещения в более широких рамках: возглавив Московское учительское общество, Павел Долгоруков активно содействовал проведению Всероссийского съезда учительских обществ в Москве на рождественские каникулы 1902–1903 годов. Съезд, проходивший под его председательством, стал, по оценкам современников, крупным событием в общественной жизни второй столицы.

Павел