Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2

В далеком прошлом товарищ Греков носил черные очки, и выдавал себя за слепого и даже был видным деятелем в Московском обществе слепых. Потом, как некогда Чичикова, его осенила великая идея, которой он и посвятил остальную жизнь: он учел разницу между николаевским и сталинским временем, соответственное увеличение количества мертвых душ в стране и решил не покупать их, а торговать с ними. Поэтому срочно прозрел и принялся за дело. В Москве организовал модельную мастерскую для слепых. Их число для верности сдобрил зрячими умельцами и пустил в производство модель дома Кашириных в Нижнем Новгороде. И стал развозить большие стеклянные ящики с миловидным домиком по матушке Руси, точнее, по заведующим школами и домами культуры. Одни покупали, другие отказывались.

— Как? Вы не желаете?! — говорил в подобных случаях Греков. — Да знаете ли вы, как высоко ценит гениального Горького товарищ Сталин? Значит, вы не согласны с Иосифом Виссарионовичем?

Такой оборот разговора заставлял строптивых вольнодумцев поджимать хвост и опускать уши… После пылких уверений в противном следовало бодрое согласие и кругленький заказ.

Домик Каширина пошел в ход. Потом мастерская изготовила домик Пушкина в Михайловском. Дело стало прихрамывать. И тут Греков, наконец, понял: ведь не с живыми он ведет торговлю, а с мертвыми! Так при чем здесь Пушкин?! На поточную линию был поставлен шалаш Ленина в Разливе. Дело двинулось вперед! Хата, в которой родился товарищ Клим! Кони грековского бизнеса понеслись вскачь: все армейские красные уголки должны были купить по макету, а красных уголков в Рабоче-Крестьянской Красной Армии тысячи. Греков удвоил штат слепо-зрячих рабочих, получше законспирировал мастерскую под крылышком общественности и Красного Креста, обзавелся своим собственным евреем на должности личного секретаря и поставил на массовое производство… Что? Как вы думаете? Домик в Гори!

Вот это был ход так ход!

Собственный еврей сломя голову скакал впереди, прыгал с поезда на поезд и только предупреждал в каждом городе:

— Завтра приедет Греков!

— Кто?

— Сам Греков!

Никто из страха опростоволоситься не спрашивал, кто это такой. Греков приезжал и сонно произносил только одно слово: «Сколько?»

То есть сколько десятков макетов. Ибо кто же на святой Руси посмеет не купить макет дома, где явился миру Он, великий вождь, отец народов, гениальный стратег революции, красное солнышко, корифей науки и пр. и пр. Заказы текли равномерным, неиссякаемым потоком, потому что домик в Гори — это зубчик в могучей машине одурачивания людей и умерщвления их душ, он, этот домик, был нужен. Греков стал сталинским миллионером. Но однажды его жена — врач, плюнула и развелась. И это явилось сигналом: он уже и сам давно заскучал. Дело — такое блестящее, такое перспективное, такое политически и социально нужное — неожиданно лопнуло: Греков запил горькую!

— Вы понимаете, Дмитрий Александрович, — объяснял он мне, — я запил оттого, что у меня, как у одного студента, где-то у Леонида Андреева, помните? — душа нежная и не выносит такого свинства. Я — производное всероссийского рабства. Истинный герой нашего времени, не Онегин и Печорин, а Греков! Будь это старый режим, постригся бы в монахи и крышка. А тут куда пристроишься? Только и выход, что сесть за нарушение правил уличного движения. Ведь именно в лагере таким разочарованным героям и жить: поверите ли — отдыхаю здесь душой! Конечно, в заключении свинства хватает, но ведь не столько же, как на воле?! Мой еврей временами наезжает к начальству с визитом, и меня не беспокоят. Числюсь по аптеке, вожу лекарства из Мариинска. Когда хандрю, посылаю всех к черту: мне этот советский монастырь обходится не дешево!

Греков сожительствовал со всеми начальницами МСЧ по очереди, в порядке их служебной смены, читал умные книги, досыта спал и гулял по лугам и перелескам. Питался за зоной, в семье одного начальника. «Тихо догорал», по его собственному выражению. В это утро он мягко взял меня под руку:

— Хочу предупредить. Вас ожидает неприятная перемена в образе жизни.

Анечка побледнела. Греков сочувственно пожал ей локоть.

— Я кое-что случайно слышал. У Рачковой месяца два тому назад сорвалась отправка вас обоих в этап. Вы оскорбили ее как женщину. Берегитесь: будет предпринята новая попытка сделать вам гадость. Выбран день, когда начальства не будет в зоне и заступиться окажется некому.

— Сегодня? — спросил я, вздрогнув.

Греков опустил глаза.

— Не знаю. Но будьте готовы. Хотя бы морально. Разрешите откланяться?

Уже издали он обернулся:

— Что можно и когда можно, я сделаю! Помощь будет, если только успеет…

Прижавшись друг к другу, мы медленно побрели в барак.

В моей кабине все в сборе.

— Только что был обход. Удача: сегодня дежурит Плотников. Можно начинать! — хором встретили меня все собравшиеся.

Царица Тамара… Какая стерва…

— Ладно. Но на случай каждый должен иметь наготове жалобу на какое-нибудь заболевание, а я одену халат и стану у полочки с лекарствами. Вольф, сядьте на порожках и в случае чего запойте или стукните в дверь! Георгий, займите место у окна и смотрите вбок направо — следите за вахтой! Ну, все? Я начинаю. Кстати: сейчас зарубили Боба-Гориллу. Да, да, — лежит под деревом около бани. Убил Васек-Карзубый. Мне назначат нового комиссара. Да, найдется. Ну, как — все?

Я вынул из столика маленькую книжицу в красной обложке с портретом одутловатого бородатого человека. Прикрыл ее коробкой с порошками. Расправил шпаргалку с цитатами. Подумал. Перед глазами все еще стояли лужи горячей крови, отражающие весеннее голубое небо, и брезгливая улыбка Грекова, но я сделал над собой усилие: ведь доклад — это радость, это дверь в другой мир, это Шелковая Нить, которая вопреки всему нас ведет в бессмертие… Будь что будет!

Лишь бы не потерять Анечку! Я успокоился и почувствовал прилив душевных сил и уверенность. Покуда мы в состоянии думать, жизнь имеет смысл, она — радость.

Слушатели закурили, устроились удобнее и стихли.

— Товарищи, — начал я, — я заготовил не совсем обычный доклад. Может быть, это вообще не очередное сообщение, а что-то другое, но что именно — мы сообща определим позднее. Представьте себе, что выступает медицинский эксперт и разъясняет неспециалистам некоторые медицинские понятия.

— Штилле нахт, хайлиге нахт, — вдруг хрипло запел на порожках Вольф новогоднюю песню.

Я сунул шпаргалку в карман.

— Приготовились. Откройте рот! — сказал я Майстраху. — Когда у вас заболело горло?