Жизнь Леонардо, мальчишки из Винчи, разностороннего гения, скитальца - Карло Вечче

Итак, Леонардо снова покидает Флоренцию. За спиной он оставляет только неудачи, начатые, но не завершенные работы: «Святого Бернарда», «Поклонение волхвов», «Святого Иеронима», «Святую Анну», «Джоконду», «Леду», а главное – мешанину людей и лошадей на стене Палаццо, «Битву при Ангиари».

Очередной побег, очередной полет, очередной этап отчаянных поисков свободы.

19

Милан зовет

Милан, весна 1506 года

Решение уехать – далеко не спонтанное. Оно готовилось давно, тайно: слишком уж многое связывает Леонардо с Миланом.

С момента возвращения во Флоренцию в 1500 году художник не прерывал общения со старыми друзьями и новым французским правительством. С тревогой, как любящий отец, способный лишь воображать грозящие далеким детям опасности, следил он за тем, что происходит с его наиболее значимыми произведениями. Убеждая заказчиков в превосходстве живописи над другими формами искусства, клялся, что его работы способны бросить вызов времени, к вящей славе тех, кто за них заплатил. Однако из Милана то и дело доходят вести об очередной катастрофе.

Огромный глиняный конь, брошенный в Корте-Веккья, уже в начале 1500 года, в самые первые месяцы французского вторжения, оказался слишком заманчивой целью для бравых французских вояк, решивших между посещениями таверн и куртизанок найти время потренироваться в стрельбе. Проезжий рыцарь ордена Гроба Господня, фра Сабба да Кастильоне, позже напишет: «Я помню и по сей день не в силах сдержать боли и гнева, рассказывая, как столь искусное и возвышенное произведение стало мишенью для гасконских лучников»[757].

Все, что осталось, то есть «форму» для отливки, пытался приобрести герцог Феррары Эрколе д’Эсте, тот самый, что вместе с «бомбардиром» Альбергетти вывез в 1494 году весь предназначенный для памятника металл. Теперь же он решил воздвигнуть конный монумент в Ферраре – разумеется, в свою честь. 19 сентября 1501 года герцог даже написал феррарскому агенту в Милане Джованни Пьетро Валле, попросив его провести с кардиналом Жоржем д’Амбуазом переговоры о продаже останков коня, чье состояние «с каждым днем ухудшается, поскольку до них никому нет дела»[758].

Французский король Людовик XII тоже видел памятник и пришел в такой восторг, что по инициативе своего советника по искусству Жана Перреаля велел забрать на родину в качестве военных трофеев все оставшиеся в Милане работы Леонардо: портрет последней возлюбленной Моро Лукреции Кривелли («Прекрасная Ферроньера»), «Мадонну в скалах» из Палатинской капеллы (алтарный образ в монастыре король трогать не решился, к тому же вариант, принадлежавший герцогу, считался более красивым) и даже «Тайную вечерю».

Что касается последней, французы предприняли попытку демонтировать роспись. Однако, как пишет Вазари, «то обстоятельство, что она была написана на стене, отбило у его величества всякую охоту, и она осталась достоянием миланцев». Перед нами очередной фрагмент легенды, хотя в немалой степени и правдивой: краска действительно начала отслаиваться и трескаться от влажности, и потому, чтобы спасти картину, живописный слой вполне могли предложить отделить от стены.

Куда проще оказалось снять копию. «Тайная вечеря» была настолько популярна, что с нее уже вовсю печатали гравюры, изготовленные Бираго и другими, с добавлением отсутствующих на картине деталей – например, слов, произнесенных Христом и воспроизведенных в виде свитка на скатерти: «Amen dico vobis quia unus vestrum me traditurus est»[759]. Или нежданных гостей внизу справа – собачки, грызущей кость, брошенную апостолом Симоном, и кота, терпеливо ждущего объедков[760].

29 мая 1503 года Антуан Тюрпен, главный казначей герцогства, поручил Брамантино скопировать (или организовать копирование) на холст «mensam duodecim apostolorum depinctam in refetorio monasterii seu ecclesie sancte Marie gratiarum Mediolani»[761], каковую картину представить к Пасхе 1504 года за вознаграждение в 100 экю, то есть 400 имперских лир[762].

16 июня 1506 года апостольский протонотарий Габриэль Гуфье заказывает Марко д’Оджоно, помимо полиптиха с житием Христа, еще и копию «Вечери» на холсте размером 10 на 5 локтей, «подобную той, что написана в миланском монастыре Грации», в золоченой раме, украшенной 14 медальонами пророков и сивилл. Заказ должен быть готов через три года за вознаграждение в 275 экю[763].

Шесть больших пастелей с изображением голов Христа и некоторых апостолов исполняет в процессе работы над своей копией Больтраффио[764]. Наконец, еще одну копию пишет все в том же 1506 году для миланской больницы Антонио да Джессате.

Впрочем, из Милана доходят не только дурные вести. Например, бывший ученик Леонардо Марко д’Оджоно открыл под патронажем маршала Франции Джана Джакомо Тривульцио собственную (и весьма процветающую) мастерскую. А сам Тривульцио, получивший после свержения ненавистного Сфорца вдоволь богатства и власти, уже обдумывает некий грандиозный проект, о чем бывшему учителю, вероятно, сообщает все тот же Марко.

Тривульцио мечтает о посмертной славе. Его имя должно остаться в веках, а значит, маршалу нужна поистине великолепная гробница. Разместится она в античной базилике Сан-Надзаро и будет увенчана конной статуей победоносного кондотьера. Конечно, задумавшись о надгробии подобного типа, стоит обратиться к тем, кто работал над монументом в честь триумфа Сфорца. 2 августа 1504 года маршал уже выделил в завещании сумму 4000 дукатов на усмотрение наследника, его племянника Джанфранческо, для будущей гробницы в Сан-Надзаро, исполненной в виде «archa marmorea elevata a terra saltem brachia octo vel circa laborata»[765]. Что касается скульптора, Тривульцио предполагает обратиться к Кристофоро Солари, однако вполне понятно, что, стоит только Леонардо вернуться в Милан, заказ наверняка будет поручен именно ему[766].

Кроме того, от захвативших Милан французов за эти годы поступали и другие заказы: скажем, на маленькую «Мадонну с веретеном» для Роберте и, вероятно, на «Спасителя мира».

Но самым близким другом Леонардо в Милане был и остается Джованни Амброджо де Предис, его партнер по контракту на «Мадонну в скалах».

После стольких лет судебное разбирательство по этому заказу не только не завершилось, но и, наоборот, осложнилось, особенно с появлением в Ломбардии новой власти, чьи представители с огромным удовольствием прибрали бы к рукам работы Леонардо для собственных коллекций. Однако, несмотря на обилие документов, разобраться в этой истории пока не удалось, в том числе из-за неоднозначности первоначальных источников.

Сам Леонардо создал две версии «Мадонны в скалах». Первая (1485 года, ныне в Лувре) находилась в Палатинской капелле Корте-Веккья. Вторая (1492 года, ныне в Лондоне) заменила первую в роскошном золоченом алтаре работы Джакомо дель Майно и Эванджелисты де Предиса в капелле Непорочного зачатия.

После французского вторжения вариант из Палатинской капеллы был увезен во Францию и попал в королевскую коллекцию, другой же вариант до конца XVIII века оставался в церкви