Жизнь Леонардо, мальчишки из Винчи, разностороннего гения, скитальца - Карло Вечче

Флоренция, 1505–1506 годы

14 марта 1505 года. Во дворе палаццо рабочие, присланные Синьорией и Фабрикой собора, пыхтя, разгружают доски и жерди для лесов. Но Леонардо с ними нет. Еще с утра он выехал из города по дороге, идущей через Майано в сторону Фьезоле, вдоль Монте-Чечери, надеясь осмотреть свое поместье с виноградником под древними стенами Сант-Аполлинаре. Середина марта – пора пробуждения лозы, когда она снова наполняется соком. На последнем повороте, почти у самой цели, взгляд художника вдруг привлекает необычный полет хищной птицы с широкими крыльями: «Когда у птицы очень широкие крылья и небольшой хвост и хочет она подняться, тогда она сильно поднимает крылья и, вертясь, заберет под крылья ветер, который, подхватив ее, поднимает ее с быстротой – как кортона, хищную птицу, которую видел я на пути в Барбиги около Фьезоле в 5-м году 14 марта»[736].

Эту заметку Леонардо делает в тоненькой, всего из нескольких листов, тетрадке, именуемую сегодня Кодексом о полете птиц, поскольку именно рассуждениям о полетах она практически целиком и посвящена[737]. Вооруженный новыми знаниями в области механики и сравнительной анатомии, теперь художник куда лучше понимает гармонию планирующего полета, тончайшую соразмерность частей тела птицы, строения ее крыльев, положение центра тяжести.

Он убедился, что силу, которая удерживает нас на земле, невозможно преодолеть при помощи мускулов. Остается единственный шанс: планирование на больших легких крыльях, прикрепленных к рукам человека, чтобы поддерживать его тело в восходящих воздушных потоках. И шанс этот воплощается в жизнь. Возможно, сперва проводится опыт с простейшим планером, однако эта шаткая конструкция быстро рушится на землю. Но Леонардо не сдается, продолжая размышлять о самой невероятной своей мечте, и в самом конце тетради о «полете птиц» описывает, правда, лишь в форме пророчества с глаголами будущего времени, первый полноценный полет человека, момент, когда он наконец сможет свободно подняться в воздух: «С горы, от большой птицы получившей имя, начнет полет знаменитая птица, которая наполнит мир великой о себе молвой»; «Большая птица первый начнет полет со спины исполинского лебедя, наполняя вселенную изумлением, наполняя молвой о себе все писания – вечной славой гнезду, где она родилась»[738].

Пророчество о полете намеренно двусмысленно, поскольку слово «Чечеро» в названии горы по-флорентийски означает «лебедь». Но что значит «гнездо, где она родилась»? Место, где летательный аппарат совершит свой первый полет? Или «гнездо», где родился сам Леонардо, окрестности Винчи, отроги Монт-Альбано? Вершина Монте-Чечери, что неподалеку от Фьезоле? Или холм Чечеро близ Лампореккьо, чьи крутые склоны спускаются к Сан-Баронто?

Если Леонардо взлетит именно отсюда, то увидит с высоты край своего детства: дом в Анкиано, замок Винчи, холм Монсуммано, поблескивающие прогалины чистой воды среди болот Фучеккьо, дом в Кампо-Дзеппи, где жила его мать. Мечта о полете, тайная, глубоко личная мечта, отражает всю сущность Леонардо.

Гибкий белый лебедь, свободно парящий в небе, – это он сам. И на одном из листов Кодекса о полете птиц пятидесятилетний Леонардо в самом деле рисует сангиной свое не старое еще лицо в обрамлении редкой бороды и длинных волос, поверх которого, уже чернилами, набрасывает очередную заметку[739].

В тот же период, и вновь на одном из листов с исследованиями полета птиц, всплывает уже знакомое нам детское воспоминание – как считал сам Леонардо, первое в его жизни[740]. Он видит себя в колыбели, над которой парит коршун – грозный, опасный хищник. Вдруг тот спускается прямо к колыбели и, сунув малышу в рот свой широкий хвост, принимается яростно «шлепать» по губам. Кто этот коршун, спрашивает себя Леонардо. Может, Катерина, мать, кормящая сына грудью? Или отец, позавидовавший детскому счастью и выкравший его из материнского мира? Мрачные предзнаменования, тревожные вопросы одолевают художника, а добиться ответов ему уже не от кого.

Правда, одновременно с заметками о лебеде и коршуне рождается и одно из его самых фантастических живописных произведений, «Леда», представляющая классический миф о Юпитере и Леде: бог, обратившийся в лебедя, совокупляется с возлюбленной, и та чудесным образом порождает четыре яйца, из которых впоследствии вылупляются две пары близнецов – Кастор и Поллукс, а также Елена и Клитемнестра.

Ни о задумке картины, ни о ее заказчике нам ничего не известно, однако дату можно определить более-менее точно: около 1504 года, поскольку первые смутные наброски произведения возникают еще на полях эскизов к «Битве при Ангиари».

ЛЕДА

Поначалу Леда предстает коленопреклоненной[741]: позу Леонардо заимствует у поврежденной мраморной статуи «Венеры на корточках», в 1495 году, после ее находки в Риме, принятой Карадоссо за Леду. Как ни странно, та же фигура присевшей на корточки женщины, обернувшейся, чтобы взять на руки ребенка, появляется и на одной из заставок принадлежащего Леонардо издания Библии: в самом начале книги Осии Господь повелевает престарелому пророку взять в жены блудницу, проститутку, принадлежавшую многим мужчинам, и сделать ее матерью нового, законного потомства сынов Израилевых. Не очередное ли это видение Катерины и себя самого, внебрачного сына блудницы, женщины, которой «обладали» несколько мужчин?

Исключительную живость ее движению придает восходящая спиральная композиция – символ плодородия Природы, жизненной силы, направленной снизу вверх. В дальнейшем Леонардо, продолжая развивать сюжет, заставляет Леду принять вертикальное положение и застыть в сложном равновесии противодействующих сил[742]. Потом сосредоточивается на создании изысканной прически со змеевидными косами, сплетенными в причудливые узлы и уложенными в виде раковин[743]; а также прорабатывает траву, стебли камыша и Вифлеемскую звезду[744]. Младенцы, дети Леды, будут добавлены позже, после находки во время раскопок в Риме в 1512 году еще одной античной скульптурной группы: речного божества Нила с его притоками, представленного в образе старика-отца, окруженного маленькими детьми. В новой композиции Леда наконец-то поднялась во весь рост: соитие состоялось, новорожденные младенцы лежат на земле, женское тело высится над ними витой колонной, однако голова ее все-таки склонена, а нежный материнский взгляд обращен к детям.

Первый картон со стоящей Ледой, виденный также Бальдассаре Перуцци, копирует в 1505 году Рафаэль[745]. Теперь роженица обнажена. Она с улыбкой выходит из пещеры, из недр земли, окидывая взглядом бесстрашно играющих детей. Ее божественное, не скованное покровами тело льнет к гибкой шее благодушного лебедя, столь не похожего на резкого и жестокого горностая.

Леонардо не один год выжидает, прежде чем счесть «Леду» завершенной. Он продолжает работать над картиной, отражая в ней все богатство новоприобретенных научных знаний и живописных приемов: анатомических штудий женского тела, плавных переходов тона, проработки атмосферы, влажного дыхания природы, наполненной присутствием благодатного Эроса. «Леда» (ныне, к сожалению, утерянная и зафиксированная лишь в созданных учениками копиях)