Мемуары - Станислав Понятовский

Вместе с тем экспедиция Огинского дала аргументом больше Ассебургу, и сделала бессмысленным всё то, что канцлеры Польши и король писали в течение целого года русскому двору, посланнику Псарскому и самой императрице — с целью предупредить одобрение зловещего проекта раздела их страны.

Глава восьмая

I

В воскресенье 3 ноября 1771 года король нанёс вечером визит своему дяде Чарторыйскому, канцлеру Литвы, который был нездоров.

Обычно немногочисленная свита короля была в этот вечер ещё более скромной, чем всегда. Дежурные камергеры были отпущены, уланы отосланы, перед каретой короля скакало лишь два человека с факелами в руках, два вестовых офицера, двое дворян и один младший конюший. Адъютант находился вместе с королём в карете, два пажа верхами — у её дверец. Два гайдука скакали позади, два лакея стояли на запятках.

Ночь была на редкость тёмная.

Едва король отъехал метров двести от дома дяди, расположенного на улице Капуцинов, как те, кто ехал впереди кареты, были внезапно оттеснены от неё группой всадников, выскочивших из Козьего переулка.

Свита короля приняла этих людей за казачий патруль, ибо они, окружая кортеж, делали вид, что говорят между собой по-русски. Конюший предупредил их, всё же, что им следует удалиться.

Как только верховые из этой первой группы объехали карету в достаточном числе, чтобы окружить её, вторая группа всадников, дожидавшаяся в засаде на маленькой улочке, соединяющей улицы Капуцинов и Подвальную, устремилась во весь опор к первой паре лошадей упряжки, и один из них, приставив пистолет к груди форейтора, вынудил его остановить лошадей в то время, как другие стреляли в кучера.

Остальные бросились к дверцам кареты, открывая огонь по любому, кто попадался им под руку. Бютцков, один из гайдуков, пытавшийся защищаться, пал от двух пуль, выпущенных Кузмой; другой гайдук, Микульский, был сражён ударом сабли по голове. Одного из пажей ссадили, забрав его коня. Лошадь конюшего упала, раненая пистолетной пулей. Карету пронзили более, чем двадцать пуль, большинство из которых запуталось в плаще короля, не задев его самого.

Стрелявшие не переставали выкрикивать по адресу короля различные оскорбления и самые жестокие угрозы. Его называли врагом религии и родины — что и дало королю понять, с кем он имеет дело.

Адъютант короля выскочил из кареты, и его тут же ударили саблей плашмя по голове, причём так сильно, что он потерял сознание.

Король выпрыгнул в другую дверцу, полагая, что сможет укрыться в доме своего дяди, но дверь дома была уже крепко заперта...

Убийцы преследовали короля по пятам. Один из них, догнав короля, выстрелил в него сзади из пистолета, прямо с лошади. Пуля оцарапала королю макушку.

В момент выстрела король ощутил лишь исходивший от пистолета жар, пуля же была, очевидно, с шипами. Сама форма раны и многочисленные осколки, выходившие потом из неё, указывали на то, что причиной раны была, скорее, эта пуля, хотя впоследствии рану короля приписывали сабельному удару, нанесённому, согласно протокола допроса, неким Волынским.

Как бы там ни было, короля окружили, отобрали у него шпагу, затем схватили справа и слева за воротник, зажали между двумя лошадьми и принялись их нахлёстывать, протащив таким образом короля шагов четыреста или пятьсот — до поворота улицы Капуцинов как раз напротив дворца Красинских.

Отрезок времени, пока короля так тащили, был самым опасным и самым мучительным для него, ибо он терял дыхание; если бы этот галоп продолжился ещё хоть минуту, король, скорее всего, задохнулся бы.

Хотя составлявшие в этот вечер кортеж короля несколько человек, отрезанные от него неожиданной атакой, и бросились сообщать о похищении в замок, и повсюду, те, кто примчался на это место, обнаружили там лишь окровавленную шляпу короля и его сетку для волос...

II

Всего покушавшихся было тридцать шесть человек. Они вскоре оторвались от преследователей так далеко, что могли не бояться вышедшей из замка пешей гвардии.

Остановившись на минутку в Долгой улице, похитители посадили короля на лошадь — в белых чулках и с непокрытой головой...

Затем, пока пробирались через центр города, те, кто находился к лошади короля ближе других, нанесли более двадцати сабельных ударов по его плащу, превратив плащ в лохмотья — их можно увидеть ещё и сегодня.

Поскольку, однако, плащ окутывал туловище короля свободно, не прилегая к спине, ни один из ударов саблями не достиг тела.

Король сказал им:

— Перестаньте, это же бессмысленно. Я и так в ваших руках, и вы получите гораздо больше, если доставите меня к вашим начальникам живым.

Тогда они спросили у Кузмы, руководившего всеми, настало ли время убивать. Тот ответил, что ещё не настало. Вопрос и ответ повторялись неоднократно.

Добравшись до окружающих город рвов, убийцы заставили короля форсировать их вместе с ними, но те, кто из предосторожности держал поводья лошади короля, помешали королю и его коню набрать нужный разбег. Лошадь упала во рву, сломав ногу, а король, долго барахтавшийся в тине, лишь с превеликим трудом вскарабкался на противоположный откос, потеряв в этой сумятице свою шубу, которая так и осталась валяться на самом краю рва.

Здесь убийцы принялись обирать короля. Они завладели его орденскими лентами, часами, кошельком, словом, всем, что на нём было, за исключением записной книжки, — она уцелела, ибо была помещена в двойной карман, — и его носового платка, который король потребовал у них обратно, заметив:

— Он вам не очень-то нужен, а остальное я отдаю вам, как трофеи...

Затем двадцать девять человек из тридцати шести уехали прочь, вероятно, чтобы отдать отчёт в успехе предприятия своему начальству, а то и попросту потеряв голову... Семеро остались возле короля.

Могут спросить: как удалось королю тёмной ночью, среди всех этих передряг, так точно пересчитывать похитителей?.. Их точное число было выявлено в ходе имевшего место впоследствии разбирательства.

Некоторое время короля вновь тащили куда-то пешком, так, что он потерял в глине один башмак. Затем заставили взобраться на другую лошадь.

Было так темно, что они лишь с трудом различали друг друга. Не следуя по какой-либо определённой дороге, всадники скакали наугад, через покрытые грязью поля, где кони вязли на каждом шагу.

Наконец, они задержались на минуту, и король, воспользовавшись передышкой, сказал им:

— Если вы хотите доставить меня к вашим начальникам живым, не держите меня всё время за руки, да ещё так, что я вынужден всё время пригибаться