Дорогой папочка! Ф. И. Шаляпин и его дети - Юрий А. Пономаренко

У нас уже существовала «изотта» и ухажёр-шофёр, на кухне работал Микадзе, за мной ходила милейшая Лиза, при отце находился Шестокрыл-Коваленко, приживал какой-то ещё – Ефим, словом, было многолюдно и симпатично. Вилла стояла на пригорке со свинцово-солнечным видом на океан, а перед ней шла трамвайная линия из Сен-Жан-де-Люз в Биарриц. С лязгом и скрипом трамвай проходил каждые двадцать минут. Трамвайная мелодия была единственным недостатком виллы, с которым все охотно примирились за её другие достоинства: местоположение, размер, стиль. С одной стороны трамвайных рельсов шла узенькая тропинка, так что когда трамвай спускался в город, нужно было становиться боком, чтобы он не задел, так как тропинка срезалась обложенной цементом канавой, по которой стекала вода. По другую сторону рельсов был крутой и большой обрыв. Главная же дорога к вилле находилась чуть дальше и шла в обход и, само собой разумеется, никто по ней не ходил, шли по тропинке и, как правило, неизбежно валились в канаву! Все по очереди – от отца до меня, и мы со злорадством поджидали – чья будет очередь. Единственным не падавшим был повар Микадзе. Он, наверное, обладал природным кавказским чувством равновесия. У нас даже создалась специальная загадывательная игра – каждый загадывал: когда же упадёт Микадзе. Но Микадзе не падал, он был так же твёрд на ногах, как на своём поварском пьедестале.

Кто только не перебывал на вилле в Сен-Жан-де-Люз! Приезжал, например, такой Бранкузи, теперь ставший очень знаменитым скульптором. По происхождению он был румын, по профессии (унаследованной) – пастух. На родине пас семейное стадо овец и сам выучился писать и читать. От нечего делать стал лепить своих овец и, надо полагать, довольно успешно, потому что его заметили, восхитились и устроили ему поездку в Париж. В «городе света» он сразу же перезнакомился со всеми тогдашними – да и теперешними – знаменитостями: Пикассо, Шагалом, Браком и другими… Правда, в Париже он сразу же приспособился к царившему тогда в этом артистическом центре художественному «амбьянсу», перешёл на абстрактную скульптуру, лепил такое, что никто ничего понять не мог, но все в один голос признали его гением. Окончательно укрепила его в этом звании его «Птица в пространстве». Скульптуру я видела, но почему «птица» и при чём «пространство», никогда не могла понять. Не знаю, был ли Бранкузи в сенжанделюзское время уже гением, но оригиналом был безусловно. Он рассказывал, как воевал с американскими таможенниками за то, что те… отказались взимать пошлину за его произведения, не имея силы причислить их к произведениям искусства. Он же настаивал и кричал: «Берите, перед вами величайшее искусство!» Он был шатеном, носил бороду и на плече деревянный крест, сколоченный из упавшего телеграфного столба. Поигрывал под Христа: «Взгляните на меня: чем я не Иисус Христос? Пасу овец, несу крест, в обхождении прост и душой к Богу близок!» У нас он прожил около недели, все им забавлялись и все его любили.

Затем вспоминается – он уже, бедный, давно умер – американец Морис Гест. Был он из компании Шуберта и Зигфельда111, только думаю, что грешил опиоманией. Во всяком случае, его любимым занятием было изображать курящих опиум китайцев. Наверное, поэтому я и решила, что он и сам не безгрешен. Он тоже какое-то время жил у нас и регулярно, после каждого обеда, повторялась всё та же сцена: Гест притворялся китайцем, принимая соответствующую позу, и делал вид (только ли вид?), что курит опиум. Мы должны были смотреть, восхищаться и аплодировать. Отец его очень любил и искренне аплодировал.

Заходил к нам «на огонёк» и С. С. Прокофьев. Его я помню очень хорошо. Было ему тогда лет сорок. Лысый, курносый, сговорчиво-симпатичный. Вообще, все приезжавшие или проезжавшие знаменитости считали за долг и за честь побывать у Шаляпина, заехать на нашу виллу. А Шаляпин был только рад. И кого только я там не перевидала! И Яшу Хейфица, и Мишу Эльмана, и Антона Рубинштейна, и ещё, и ещё! Всех даже не припомню. Неподалёку от нас жил Клод Фарер с женой Генриеттой Петровной. Он пищал тенором, а она гремела басом. Мы же забавлялись, слушая их. Таков был наш Сен-Жан-де-Люз, наша милая вилла на Сент-Барб со свинцово-солнечным видом на океан.

Апофеозом всего этого «амбьянса» был день, точнее, ночь, когда родители пригласили к нам принца Уэльского, будущего английского короля Эдуарда Шестого112, со всей его свитой: сэр такой-то, леди такая-то и т. д., словом, почти приём в Букингемском дворце! Среди приглашённых был Чарли Чаплин с тогдашней (кажется) его женой Мэри Пикфорд, французский скрипач Жан Тибо и прочая, и прочая, и прочая. Все были приглашены на шаляпинскую виллу, на шаляпинский обед.

К этому времени для детей и для прислуги был прикуплен маленький флигель в саду, где я жила. Так что на торжестве я не присутствовала, было лишь разрешено появиться, показаться, сделать принцу Уэльскому низкий книксен и сразу же убраться к себе. Но шум от главной виллы шёл такой, словно праздновал победу гусарский полк! По-английски отец не говорил, но принц прекрасно знал французский, и разговор шёл на все темы и вовсю. Как мне потом рассказывали «свидетели», ели и пили на славу, веселье стояло необычайное, и – ни о каком этикете речь не шла. Все чувствовали себя действительно «как дома». Но этого оказалось мало: встав из-за стола, – по чьей инициативе, не знаю, – решили устроить настоящее состязание: кто лучше и дольше всех простоит на голове! Все встали на головы, – грешным делом, думаю, что большинство только пыталось встать, – и победителем оказался Чаплин, в силу своей профессии бывший превосходным акробатом. На этот раз он даже победил Фэрбенкса! Да, перед «кверху ногами» все выпили «на ты». И вот представьте себе картину: все «кверху ногами» и все «на ты» – от принца Уэльского до хозяина дома! Разве не картина? Разве в шаляпинском доме не умели веселиться?!

Наконец, часов около трёх, я услышала шум моторов и поняла, что гости начали разъезжаться. И действительно, очень скоро наступила тишина. И вот тогда отец, мучимый жаждой, спустился в кухню достать себе из ледника бутылку пива. Каково же было его изумление, когда он обнаружил на кухне наследника британского престола! Он почему-то замешкался с отъездом и, как и отец, пошёл на кухню чем-нибудь промочить горло. Они открыли ледник, достали пива и, кажется, просидели так ещё несколько часов. Где в это время находилась