Никколо Макиавелли. Стяжать власть, не стяжать славу - Габриэль Педулла

позволяла гонфалоньеру справедливости оказывать давление на внутренних врагов. Стоит напомнить, что в тот момент городская олигархия, разочарованная пронародной позицией Содерини, начала открыто выступать против него, а некоторые считали его военную реформу настолько опасной, что предводитель аристократической партии и ученый-гуманист Бернардо Ручеллаи, опасаясь возможного переворота, решил на некоторое время покинуть город. Но даже если не брать в расчет крайности, нововведения Макиавелли наносили самым влиятельным семьям иной ущерб. Богатейшие флорентийцы, ссужая республике деньги на ведение войны и оплату наемников, как правило, устанавливали необычайно высокие проценты (14 %) – и, по сути, наживались на бедах своего города. Для сравнения: вложения в сельское хозяйство в те годы давали кредитору не более 5 %, в то время как еще более рискованные инвестиции в торговую фирму могли принести 8 %. А в те годы, когда почти весь бюджет республики уходил на финансирование осады Пизы, создание народной милиции позволяло Флоренции освободиться от удушающего долга и одновременно лишало важных источников дохода тех, кто спекулировал на войне. И если бы Флоренция стала сильнее на поле боя, олигархи уже не смогли бы ее шантажировать.

В своих последующих трудах Макиавелли не раз уделит внимание военным проблемам – неудивительно, если учесть, сколько сил он за годы службы в канцелярии отдал проекту народной милиции. Многолетний опыт помог и в другом: Макиавелли никогда не забывал, что война – это не только вопрос военной силы. Еще до начала любого сражения армии требовали огромных денежных вливаний, что особенно ярко проявлялось в Италии эпохи Возрождения. Это касалось и крупных государств, поневоле привлекавших наемников для своей защиты, и князей-кондотьеров, стремившихся служить тому, кто больше платил (причем наниматели рисковали тем, что сальдо будет не в их пользу), и простых граждан, вынужденных выплачивать через дополнительные налоги значительные проценты по государственному долгу, и держателей этого долга – богатейших семей.

В то же время война, в зависимости от практикуемых приемов боя, определяла и относительное политическое влияние различных социальных слоев. Поколение Макиавелли впервые в Италии стало свидетелем упадка тяжелой кавалерии, господствовавшей в войнах на протяжении всего Средневековья, и расцвета пехотинцев-копейщиков. Простые люди обрели такую значимость, какой не знали со времен Античности. Если обратиться к римской истории, то мы увидим, что плебеям удавалось добиваться от патрициев значительных уступок именно под угрозой лишить тех поддержки в случае войны – этот аспект Макиавелли позже подробно рассмотрит в «Рассуждениях». В соответствии с этим Флоренция, нарастив военные силы, неизбежно стала бы более благожелательной к народу. Именно в этом направлении шаг за шагом Макиавелли и хотел вести свой город, чем неизбежно вызывал ненависть значительной части олигархов, в отместку пытавшихся отстранить его от дипломатических миссий как сына бастарда.

В те годы отвоевание Пизы было далеко не единственной заботой Флоренции. Политическая ситуация оставалась изменчивой, и пока республика занималась восстановлением своего главного выхода к морю, ей приходилось отслеживать и новые угрозы. В хаосе итальянских войн Макиавелли быстро понял, что неопределенность и смертельно опасное соперничество – это неизбежные спутники международных отношений. Спустя много лет, 3 января 1526 года, он, вспоминая юность, напишет своему другу Франческо Гвиччардини: «Всегда, сколько я себя помню, война либо шла, либо о ней говорили». В 1498 году умер Карл VIII, и на французский престол вступил Людовик XII, после чего начался новый виток нестабильности. Помня о событиях четырехлетней давности, показавших, насколько уязвима Италия, новый король сразу же обратил свой взор на Ломбардию, во всеуслышание объявил о своем дальнем родстве с угасшей династией Висконти и быстро разгромил миланского герцога Лодовико Сфорцу, который по иронии судьбы некогда был главным устроителем военной экспедиции Карла VIII. Недовольный столь легкой победой, Людовик XII решил претворить в жизнь замыслы предшественника и завоевать Неаполь, но на этот раз для подстраховки подписал тайное соглашение, по которому обещал разделить Неаполитанское королевство с другой ведущей европейской державой – Испанией Фердинанда и Изабеллы. Сопротивление неаполитанцев вновь оказалось бесполезным, и вскоре итальянская ветвь Арагонского дома отправилась в изгнание. Так менее чем за два года (сентябрь 1499 – август 1501) были уничтожены два из пяти «центров», на которых десятилетиями держался «итальянский мир», и от прежнего баланса сил не осталось даже отголоска. Однако Людовику XII было не суждено успешно завершить начатое – вскоре он вступил в конфликт с королем Фердинандом и после окончательного поражения в битве при Гарильяно (29 декабря 1503 года) был вынужден отказаться от всех прав на Неаполь.

Впрочем, для Флорентийской республики, в те годы заключившей с Францией союз, главную угрозу представляли не захватчики-иноземцы, а два необычайно ревностных и импульсивных понтифика, о которых Макиавелли в последующие годы не раз упомянет в своих трудах – Александр VI из рода Борджиа (1492–1503) и Юлий II из рода Ровере (1503–1513). Первый, испанец по происхождению и племянник Каликста III, тоже происходившего из семьи Борджиа, всеми правдами и неправдами пытался создать для своих потомков территориальное государство в Центральной Италии. Он стал воплощением порочного папства эпохи Возрождения и остается им даже в современном массовом сознании. Ради воплощения упомянутых замыслов в жизнь он пошел на поводу у своего сына Чезаре, который, заручившись военной и финансовой поддержкой отца, сумел основать мощное герцогство на землях, формально подчиненных церкви, таких как Марке, Умбрия и Эмилия-Романья. Флорентийцы, очень обеспокоенные постепенным окружением своих земель, пытались договориться с семейством Борджиа и часто отправляли Макиавелли с миссиями к Чезаре (именно последний будет выведен в «Государе» как образец политической мудрости). Однако после смерти Александра VI государство, создаваемое Борджиа, быстро распалось, Флоренция неожиданно избавилась от серьезной угрозы, и все в Италии вздохнули с облегчением. Прославленный неаполитанский поэт Якопо Саннадзаро язвительно отозвался о стремительном взлете и падении Чезаре в двух эпиграммах на латыни: «“Или ничто, или Цезарь!” – девиз себе выбрал Чезаре. // Что же? “Ничто и Чезаре!” – вот его новый девиз!» и «Все покорял ты, Чезаре, всем завладеть вожделел ты. // Вот и прошло все. Теперь ты в ничто обращен».

Юлий II, как и Александр VI, тоже был племянником другого папы римского, а именно – известного своей воинственностью Сикста IV из рода Ровере. И хотя он проводил иную политику, нежели его предшественник, для Флоренции его замыслы оказались еще более опасными. В отличие от Александра VI, Юлий II не был склонен к непотизму и не стремился облагодетельствовать свою семью, однако он хотел вернуть под власть римских пап территории, которые подчинялись церкви лишь номинально, и ради этого был согласен вести почти непрерывную череду войн. В 1506 году он покорил Перуджу и Болонью; в 1508-м, намереваясь вернуть территории в Романье, захваченные после падения Борджиа, организовал против Светлейшей республики целый союз – Камбрейскую лигу; затем 14 мая