Не померкнет никогда… - Александр Павлович Беляев

Барбашов. — Сам жив остался — это уже хорошо. А село, время придет, еще не такое построим. — Он достал карту и очертил на ней синим карандашом круг.

— Не говорил ли я вам, что под Воложином мы напоролись на десант? — обратился Барбашов к бойцам. — Ведь это ясно, как дважды два — четыре: здесь действует лишь несколько групп. И нам, конечно, не бежать надо было, а вступить с ними в бой и перебить всю эту сволочь.

— Так ведь кто знал, сколько их там, — обиженно проговорил Клочков, понимая, что упрек командира в первую очередь относится к нему. — И опять же, не о себе была забота…

— О себе не о себе, а они вон что творят, — не стал слушать его Барбашов и снова углубился в изучение карты.

Обстановка по-прежнему оставалась неясной. Но в одном Барбашов уже не сомневался. Захватив Петряково, немцы наверняка возьмут под контроль весь район в излучине реки. Иначе им не было никакого смысла выбрасывать десант на этой узкой полосе, зажатой между болотом и лесом. И хотя Барбашов никак не предполагал, что через день по этой полосе, как по коридору, с грохотом ринутся на восток сотни немецких танков, чутье подсказывало ему, что продолжать движение в выбранном направлении отряду дальше нельзя. Но и сворачивать ему не хотелось. И он невольно задумался, стараясь найти наиболее удобный вариант решения. Бойцы молчали. Только Клочков вполголоса успокаивал мальчишку:

— Не реви, парень, всякое в жизни бывает, — с мягкостью, какой раньше Барбашов никогда у него не замечал, говорил Клочков. — Я вот тоже без родителей вырос. Твоих немцы, а моих белые побили. Слыхал небось, был такой Колчак? Засек он, зверь, стариков моих насмерть.

Парнишка судорожно всхлипывал.

— Не реви, — снова проговорил Клочков. — Еще, может, твои и живы остались. Граната, она, знаешь, штука глупая. Шуму от нее много, а толку другой раз и на волос нет. Только ты в село все одно не ходи. Там наверняка засада. А что, Мыкино далеко от вас будет? — спросил неожиданно Клочков.

— Вниз по реке. Десять километров, — безучастно ответил мальчишка.

— Вот оно что… А я-то думаю… Так бывал я в этих местах на учениях, — вспомнил Клочков. — Бывал, бывал в прошлом году. Стало быть, если Вишнево тоже у немцев, значит, они нас обложили.

— Как раз ничего не значит, — решительно возразил Барбашов. — Какое может быть кольцо, когда перед нами всего лишь отдельные группы врага? Да и далеко ли они продвинулись? До Воложина? А мы обойдем их за Першай, за Раков, выйдем к Лиде через Ивье и все равно пробьемся к дивизии.

— Вот именно — пробьемся, — повторил Клочков и замолчал.

Барбашов подошел к мальчишке, положил руку ему на плечо и сказал:

— В село, точно, ты сейчас не ходи. Но и в лесу тебе тоже делать нечего. Я не знаю, когда придут сюда наши. Может, завтра. А может, через неделю. Но в лесу их ждать не стоит. Есть у тебя какие-нибудь родственники в этом краю?

— Есть. Тетка. В Сосенке.

— Это за Молодечно?

Парнишка утвердительно кивнул головой.

— А ты бывал у нее?

— В прошлом лете.

— А теперь найдешь туда дорогу?

— Найду, — уверенно ответил парнишка.

— Вот и шагай в эту самую Сосенку. Я бы взял тебя с собой, но мы пойдем в другую сторону. Харчей на пару дней тебе сержант даст, а дальше добывай сам.

Клочков с готовностью исполнил приказание командира. Барбашов на прощание еще раз потрепал парнишку за вихры, и они разошлись. Парнишка — в Сосенку, бойцы — на поиски дивизии.

КОЛЬЦО СУЖАЕТСЯ

Солнце поднялось над деревьями нежаркое, тусклое, словно еще не успело накалиться, и сейчас же лес наполнился десятками далеких и близких, больших и малых голосов. Прошелестев листьями, мягко упала в осоку срезанная бобрами осина, прокатился басовитый раскат орудийного выстрела, и тотчас все это утонуло в нарастающем, напористом гуле, несущемся с неба. Бойцы останавливались и, заглядывая в просветы между деревьями, с любопытством смотрели в синеющую высоту. Гул несся с востока.

— Вроде наши летят, — высказал предположение Кунанбаев.

— Не вроде, а точно, три этих, как их, дьявол, ну, самые здоровые, во все поле, — подтвердил Ханыга, что-то высмотрев в шелестящей листве.

Бойцы, вытягивая шеи, стали смотреть туда, куда указал Ханыга. Барбашов тоже отыскал подходящий просвет между деревьями. Над лесом в тесном строю треугольником летели три тяжелых бомбардировщика. Чуть выше и правее их — истребитель.

— Под охраной идут, — заметил Клочков.

— Вот бы глянули, где наша двадцать четвертая. Сверху, небось, как на ладони все разобрать можно, — улыбаясь во весь рот, сказал Косматых.

— А повыше залететь, так и немца было бы видно, — уверенно сказал незнакомый Барбашову чернявый боец с озорным взглядом больших карих глаз.

— Видно-то видно, только непонятно, чего видно, — хмыкнул Ханыга.

— А ты откуда знаешь?

— Все оттуда, — многозначительно проговорил Ханыга. — В финскую я как-то летал. Ранило меня малость в одном бою. Вот и повезли нас по воздуху в госпиталь. Только взлетели, а один друг как заорет: «Братцы! Нас не в ту сторону везут. Я за линию фронта в разведку ходил, там точно такие же поляны!»

Бойцы засмеялись.

— Он, наверно, не раненый, а контуженый был, этот твой друг, — заметил чернявый.

— Говорю точно, что слышал.

— А куда это истребитель нырнул? — неожиданно забеспокоился Кунанбаев.

В вышине тонко завыл мотор, и вдруг одна за другой две пулеметные очереди на какой-то момент заглушили общий гул. Они прозвучали так отрывисто и так резко, что казалось, будто кто-то большой и сильный разорвал небо.

Строй бомбардировщиков дрогнул и начал медленно, словно нехотя, разваливаться. Ведущий самолет клюнул носом. Из-под его левого крыла выбилась бледная струйка дыма. Два других бомбардировщика неуклюже поползли от ведущего в разные стороны.

Бойцы застыли в полном недоумении. Они словно оцепенели при виде того, что творилось в небе. Прозвучала еще одна очередь. Косматых, не выдержав, бросился на поляну. Бойцы, натыкаясь на деревья, словно слепые, побежали за ним. Но прежде чем кто-либо из них достиг опушки, над лесом со свистом, от которого невозможно было не пригнуться, промелькнул истребитель. Тот самый, что прикрывал строй. И все ясно увидели на его крыльях большие черные кресты.

— Да ведь это фашист! — вырвалось сразу у нескольких.

— От солнца зашел!

— В хвост пристроился!

С поляны отчетливо было видно, как подбитый бомбардировщик быстро теряет высоту. Густой шлейф черного дыма выбивался у него из-под брюха. Вот он коснулся колесами верхушек берез и вдруг с чудовищным грохотом взорвался над лесом.

— На своих же