Не померкнет никогда… - Александр Павлович Беляев

class="p1">— Но откуда тут взялись немцы? Ведь впереди свои. Там дивизия наша.

— Стало быть, нет ее, — рассудил Клочков.

— А куда же она делась?

Клочков недоуменно пожал плечами и как-то неожиданно весь ссутулился, съежился. От этого большой зеленый вещмешок, висевший у него за спиной, стал казаться еще больше. «Небось с добром своим не расстался. А о дивизии где уж вспоминать», — сердито подумал Барбашов и заговорил снова:

— Не знаешь, где дивизия? А я знаю. Там она. Под Воложином. Насмерть бьется! А мы по кустам бегаем.

Клочков снова ничего не ответил, только еще больше насупился и помрачнел.

— И почему мы побежали? — вспылил Барбашов. — Шкуру спасать бросились?

— Мы не шкуру, мы Знамя, товарищ старший политрук, — вмешался в их разговор Ханыга. — Мы же не знали, что с вами. А вы сами говорили — хватайте и бегите!

Барбашов почувствовал, что зря обидел бойцов, что они действовали правильно. Но слишком нелепым казалось все то, что произошло на дороге.

Да и дивизия, не могла же она сквозь землю провалиться вместе со всеми своими полками, службами, артиллерией, тракторами и лошадьми?!

— Куда же мы бежали? На юг, на восток? — спросил он после некоторой паузы.

— На север, — ответил Клочков.

— Почему ты так думаешь? — не поверил Барбашов.

— Тень все время впереди меня была. Солнце-то сейчас на юге, — просто объяснил Клочков.

— А сколько мы пробежали?

— Километров семь-восемь…

Барбашов поморщился. К вискам снова подступила тяжелая, одурманивающая боль. В памяти возник золотистый ствол сосны. «В нее, наверно, врезалась полуторка», — догадался он. Земля закачалась, словно плот на большой волне, к горлу подступила тошнота. Политрук жадно глотнул воздух, ладонью утер пот со лба.

— Значит, и Иволгина нет, — ни к кому не обращаясь, проговорил он. — А кто послал его на дорогу?

— Сам он пошел, — за всех ответил Клочков.

— Сам пошел, думая, что мы его поддержим…

— Не знаю. Он сказал: «Бегите!» — и пошел вперед, — хмуро проговорил Клочков и, сдвинув к переносице густые рыжие брови, добавил: — Вот мы и побежали. Из-за Знамени…

В разговоре снова наступила пауза. Да и о чем, собственно, было говорить? Солдат пожертвовал собой ради товарищей. Подобные случаи бывали и раньше. Барбашов отлично знал о них. И все-таки в поступке Иволгина было что-то такое, над чем стоило поразмыслить. Безусый, необстрелянный, только жить начал, а не испугался, шагнул навстречу смерти. Каждый в отряде, наверно, мог бы так. Но шагнул именно Иволгин. Значит, было в нем что-то такое, чего Барбашов в свое время не разглядел, и поэтому теперь почувствовал глухую досаду.

Он попытался вспомнить лицо Иволгина. Но ничего, кроме широкого, улыбчивого рта, не смог представить. И от этого было еще обидней.

— Как звали Иволгина? — спросил он наконец Клочкова.

— Антоном.

— Антон Егорычем, — поправил Ханыга.

Барбашов одобрительно кивнул головой:

— Адрес его знаете? Где у него семья?

— У меня записано, — ответил Клочков.

— Дашь мне потом. Я сам напишу его родным, — сказал Барбашов и, о чем-то подумав, добавил:

— Надо, однако, дальше двигаться.

— Куда?

— Искать дивизию.

Барбашов нащупал рукой планшет, висевший у него на ремне, открыл его и достал аккуратно сложенную карту. Потом огляделся и присел под кустом орешника. Бойцы сгрудились вокруг него тесным кольцом.

Место своей стоянки Барбашов определил лишь приблизительно. Ориентиров рядом не было, и ему волей-неволей пришлось очертить на карте район километрах в десяти от дороги. Воложин и дивизия — а Барбашов твердо верил, что она где-то в окрестностях города, — остались теперь значительно южнее. Идти к ним можно было лесом, свернув от речушки на запад, пробираться, сколько окажется возможным, вдоль Березины, к исходу дня еще раз свернуть на юг и уже таким путем выйти на дорогу, соединяющую Воложин с Лидой. Но Барбашову не хотелось терять времени, и он выбрал другой маршрут.

— Пойдем прямо, к дороге, — объяснил он. — Там наверняка встретим какую-нибудь проходящую часть и примкнем к ней.

Бойцы молча выслушали решение командира и так же молча пошли за ним.

В лесу было тихо. Настоянный пряными запахами листвы и трав воздух приятно щекотал ноздри. Шмели с тяжелым гудением перелетали с цветка на цветок. Где-то в чаще дятел упорно долбил дерево. Тонко пересвистывались лазоревки, сварливо трещали дрозды. Бойцы спугнули птиц с невысокой развесистой рябины. Дрозды дружно снялись с ветвей и, оглашая лес надсадными криками, перелетели в чащу. Барбашов проводил их ласковым взглядом. Этот крик напомнил ему те далекие годы, когда он с ватагой своих сверстников, лазая по деревьям, собирал из гнезд яйца для коллекции.

Шли гуськом: впереди Барбашов, за ним Ханыга, позади всех Клочков. Сержант хотел было выслать вперед одного-двух дозорных. Но Барбашов побоялся потерять их в лесу, и отряд двигался без всякого охранения. Изредка, когда легкий ветер, прошумев верхом, будоражил застывшую в медовой неге листву, отряд останавливался. Бойцы чутко прислушивались к лесным звукам, переглядывались и шли дальше. Лес дышал мирным дремотным перезвоном. Все звуки вокруг были знакомыми, мирными, успокаивающими.

Когда проходили зарослями малинника, Ханыгу обогнал Чиночкин.

— Вы были утром на станции, товарищ старший политрук? — спросил он Барбашова.

Барбашов кивнул головой.

— Есть какие-нибудь новости? Мы сегодня даже радио не слышали, — пожаловался Чиночкин.

— Особо утешительного пока ничего нет, — коротко ответил Барбашов, почувствовав, как сгрудились вокруг него бойцы. — Мы подтягиваем резервы, немец жмет. Но надо думать, скоро все это изменится. Комендант станции рассказывал мне, что с востока уже начинают прибывать эшелоны с войсками и техникой. Резервы у нас огромные. Война обернется против немцев.

— А может, это еще не война? — с затаенной надеждой спросил Чиночкин. — Может, это какой-нибудь пограничный конфликт? Помните, у озера Хасан как все началось? Ведь тоже серьезные бои были.

— Нет, это не Хасан. Это война, — твердо ответил Барбашов. — И идет она по всей границе.

Чиночкин замялся и что-то пробормотал в ответ. Некоторое время он шагал рядом с командиром, потом опустил голову и медленно начал отставать от него.

Скоро впереди показался просвет. Барбашов остановился и взглянул на карту. Рядом с опушкой черной нитью тянулась дорога. Она то врезалась в лес, то бежала по полям и где-то у самого Воложина сливалась с большаком. Отсюда до города оставалось всего километров пятнадцать — двадцать. Барбашов все еще твердо верил, что они непременно встретят своих или по крайней мере нападут на их след, и потому, не желая делать даже короткой остановки, решительно повел людей дальше.

Жара между тем заметно спала. Солнце скатилось к лесу, облило деревья желтоватым светом, на поляны и просеки легли полупрозрачные тени. Каким-то едва уловимым сходством они напоминали Барбашову