Дорогой папочка! Ф. И. Шаляпин и его дети - Юрий А. Пономаренко

не была, но знаю из рассказов, что он удался на славу. Восторгам и овациям не было конца. Но саму оперу помню до сих пор, и мне кажется, что могла бы ею продирижировать как угодно – и «вперёд», и «назад».

Врасплох

У Андрея Синявского есть книга – «Мысли врасплох»: что придёт в голову. Пусть и эта глава называется «В р а с п л о х» – что вспомнится. Просмотрев написанное, увидела, что многое позабыла – многое, относящееся к разным периодам жизни, к разным городам и даже странам. Расскажу врасплох, что припомнилось.

Возвращаясь как-то из Соединённых Штатов во Францию без нас, отец заболел на пароходе, наверное, тогдашним гриппом, испанкой. Рассказывая о болезни, он уверял нас, что всё у него безумно болело, ломило все кости, и он совершенно не мог двигаться. Когда пароход пришёл в Шербур, то ему было так плохо, что вызвали санитарный автомобиль, куда его и погрузили с великими предосторожностями. Фёдор, сопровождавший его в автомобиле, говорил, что его тело было настолько чувствительно, что нельзя было накрыть даже простынёй. Так он и лежал полутрупом возле окна, и, казалось, ему было даже больно смотреть. И вот, он вдруг увидел большое панно с надписью: «Здесь продаётся земля». Он мгновенно ожил и, повернувшись к Фёдору, совершенно твёрдым голосом спросил: «А как ты думаешь, сколько здесь может стоить земля?» Фёдор совершенно опешил и потом говорил, что, наверное, случилось чудо, потому что в этот момент отец выздоровел; что, кстати, очень вероятно, так как земля была его настоящей страстью: везде и всюду его тянуло к земле, ему непременно хотелось иметь побольше земли, покупать землю, садиться на землю. Единственное, во что он по-настоящему, по-мужицки верил – была земля. Он был очень земным человеком и, приобретая землю, как бы считал, что этим укрепляет свою человеческую связь с ней. Так они и доехали до американского госпиталя в Нейи (в окрестностях Парижа). Там его уложили в отдельную палату, открыли двери и окна и буквально вылечили его сквозняками. Через несколько дней он бодрым и здоровым вернулся домой.

А теперь о том, как отец мне бородавку снял. Произошло это на пароходе, только уже не помню, по пути куда и откуда. Операция же была в полном смысле слова чудодейственная, особенно если знать, что все старания официальной медицины оставались тщетными: её и скоблили, и выжигали, и чего-чего только с ней не делали, но одолеть её так и не смогли. Отец попросил достать ему льняную нитку. «Непременно льняную», – подчеркнул он, потому что другие нитки силы не имеют. Когда нитку достали, он сделал из неё петлю, окружил ею бородавку (она была на пальце) и, затягивая петлю, стал что-то нашёптывать, но что? – никогда никому не захотел сказать. Подержал несколько минут нитку вокруг бородавки и закопал её в землю горшка от пальмы. Мне же наказал про бородавку позабыть и о ней не думать, и тогда она через неделю непременно сойдёт. И она, действительно, через неделю сошла!

В связи с нашим пребыванием в Японии вспоминается мне несколько анекдотов. Так, в Токио мы познакомились с родственником императрицы, принцем Коноэ. Коноэ – одна из стариннейших аристократических фамилий Японии. Это было за несколько месяцев до японского нападения на Китай. Наш принц считал себя ярым антимилитаристом, противником не только войн, но и всякого насилия. Его возмущали все, кто всерьёз говорил о японском милитаризме. «”Японский милитаризм”! Да такого никогда не было и никогда не будет!» – с апломбом утверждал он. Нас предупреждали, что он был в связи то ли с русской, то ли с немецкой контрразведкой, тоже работавшими для предупреждения конфликта.

Затем мы как-то попали на обед к маркизу Токугава, брату императрицы. На обеде присутствовало ещё какое-то очень высокопоставленное лицо с княжеским титулом, но его фамилию я уже забыла. Он сидел около меня и вдруг с широкой очаровательной улыбкой заявил: «А знаете, вы изумительно похожи на мою дочь». «Неужели я узкоглазая японка», – смутившись, подумала я. А он, не переставая улыбаться, продолжал: «Между прочим, она на днях умерла. Даже точнее, третьего дня», – и засмеялся во весь рот… По всей вероятности, в Японии так развлекают молодых девушек и так относятся к покойникам!

Главное же, все японцы непременно дарили нам кукол, и больше всех – отцу. Под конец их некуда было девать, хоть караул кричи! А куклы, как на подбор, все в великолепных коробках с зеркальными стенками, в замечательных платьях. Такой уж у них обычай. Отказаться нельзя и выбросить тоже нельзя, всё равно принесут, да ещё и обидятся. В Японии вообще невозможно что-либо потерять: удивительно честный народ, непременно найдут и пришлют. Уж не помню, что именно, уезжая, я оставила в отеле. Наверное, какую-нибудь надоевшую дрянь. Так нет: догнали и принесли! Я опять потихоньку выбросила свёрток, и опять подобрали и принесли. Наконец, перед тем, как сесть в поезд, я забросила пакет за скамейку – там небось не увидят! Увидели! Поезд тронулся, а они бегут за ним и стараются забросить свёрток в окно вагона. И таки забросили!

В Лос-Анджелесе отцу взбрело вдруг на ум научиться играть в гольф. Надо сказать, что компания для гольфа создалась более чем подходящая: Дуглас Фэрбенкс-старший и Чарли Чаплин, почему-то тоже находившиеся в этом городе и жившие неподалёку от нас. Решено – сделано. Отец приобрёл всё полагающееся для этого спорта обмундирование – штаны, каскетку, какой-то причудливый свитер и так далее, и в один прекрасный день пошёл с ними играть. Представьте себе подбор или, как говорят англичане, «селекшн»: Дуглас Фэрбенкс, Чарли Чаплин и Шаляпин! Жаль, что никому в то время не пришло в голову их снять! Они, конечно, знали, что отец в гольф играть не умеет, но виду не подавали и играли с ним самым наисерьёзнейшим образом. И вот – невероятно, но факт – чуть ли не с самого первого раза отец ударил по мячу, и мяч попал… в нужную лунку. Успех так его окрылил, что во второй раз он ударил так, что взвившийся мяч уже найти не смог никто. Наверное, и по сию пору он кружится в пространстве с лунниками и спутниками! Потом, само собой разумеется, ничего уже не получалось, ни в тот раз, ни в следующие. Главное же – его фантазия: хочу стать чемпионом, и сразу же! Такой уж был