Аль Капоне: Порядок вне закона - Екатерина Владимировна Глаголева

Райз: Гузик сказал, чтобы я не давал денег никому, кроме его самого или человека, которого он за ними пришлёт, даже Алю или Питу Пеновичу.

(Гроссман предлагает приобщить 43 чека к уликам, адвокат Ахерн возражает).

Судья: Существуют свидетельства того, что подсудимый намеренно не открывал банковский счёт и не вёл записей своих сделок, чтобы не допустить утечки информации о его доходах. Подсудимый окружил себя каменной стеной, и правительство должно полагаться на стечение обстоятельств.

Ахерн: Это всего лишь допущение, причём очень слабое. Все эти “Привет, Аль” — “Привет, Райз”. Тут все газетчики называют меня Майк, а я вряд ли смогу хоть одного из них назвать по имени. И эти слова о том, что Гузик был его секретарём по финансам. Для подсудимого это всего лишь способ сказать им, что это не их дело. Он мог бы с тем же успехом назвать его своим личным секретарём.

Судья: В показаниях свидетеля он назван его секретарём по финансам. Ваше возражение не принято.

(Гроссман зачитывает чеки для протокола. Они были подписаны Дж. Данбаром (другое имя Фреда Райза) и положены в Первый национальный банк Сисеро на счёт клуба собаководов “Ларами”. Общая сумма — 177500 долларов за 1927 год и 24 800 долларов за 1928год.)».

Иногда, поймав знаменитый взгляд Капоне, свидетели начинали путаться. Кроме того, рядом с боссом сидел Фил д’Андреа с кобурой под мышкой. 10 октября после заседания его всё-таки арестовали за ношение оружия, судили и приговорили к шести месяцам тюрьмы. Теперь Аль мог рассчитывать только на своих адвокатов, а они, мягко говоря, оказались не на высоте.

Например, в показаниях преподобного Генри Гувера, участвовавшего в нескольких полицейских рейдах на непотребные заведения, даже сидевшие в зале журналисты услышали противоречия, которые можно было бы трактовать в пользу Капоне; но адвокаты и ухом не повели. Вот выдержки из протокола этого допроса:

«Грин: Когда вы впервые его (Капоне. — Е. Г.) увидели?

Гувер: В субботу днём, в мае 1925 года, на Западной 22-й улице, дом 4818. Это было игорное заведение. <...> Я увидел его в первый раз, когда он поднялся по лестнице в холл и скрылся в задней комнате.

Грин: Сказал ли что-нибудь подсудимый, войдя в холл?

Гувер: Да, он сказал: “Это последний рейд, который вы устроили”.

Грин: Вы видели его после этого?

Гувер: Да, я последовал за ним в заднюю комнату. Когда я увидел его, он вынимал деньги из сейфа и распихивал по карманам.

Грин: Вы говорили с подсудимым в тот раз?

Гувер: Да, я спросил лейтенанта Дэвидсона: “Кто этот человек?”, а мистер Капоне поднял голову и ответил: “Я Аль Браун, с вас этого довольно”. Я сказал: “О, я так и думал, что это кто-то в этом роде, могущественнее президента Соединённых Штатов”. <...>

Грин: Видели ли вы подсудимого позже в тот же день в этом заведении?

Гувер: Да.

Грин: Он что-нибудь сказал?

Гувер: Он сказал: “Преподобный, разве мы с вами не можем заключить договор?” Я спросил его, что он имеет в виду, и он ответил: “Если вы не будете трогать меня в Сисеро, я уйду из Стикни”. Я сказал: “Мистер Капоне, единственный договор, который мы с вами можем заключить, — вы должны повиноваться закону или убраться из западных пригородов”.

Грин: Как выглядел подсудимый, когда вы впервые его увидели?

Гувер: Он был одет так, будто только что встал с постели, в пижамной рубашке и костюме. Он был небрит.

Грин: Подсудимый ссылался на какое-то конкретное место в Стикни?

Гувер: Нет, но мне было совершенно ясно, что он намекает на рейд на “Гарлем Инн”.

Судья: Где производились рейды в Стикни?

Гувер: На “Гарлем Инн”, публичный дом и другие места».

Заспанный Капоне у всех на глазах распихивает деньги по карманам пижамы? Он что, жил прямо там? Но Гувера попросили описать помещение; судя по его словам, оно было нежилым. Гувер видит Аля в первый раз, не знает, кто он, слышит фальшивое имя и тотчас угадывает настоящее, а Капоне словно бы хорошо его знает и держит за важную птицу, раз предлагает заключить договор? И откуда взялась эта ассоциация между Капоне и «Гарлем Инн»?

Защита не стала задавать вопросы свидетелю, не желая попусту тратить время: с момента тех рейдов прошло пять лет, срок давности уже истёк. Это знали судья, прокурор, его помощники, адвокаты — но не присяжные! Ахерн и Финк могли бы сразу заявить отвод свидетелю, но почему-то этого не сделали. А судья предоставил ему возможность говорить о делах давно минувших дней, чтобы вызвать у присяжных соответствующее отношение к подсудимому.

Свой главный козырь обвинение выложило 10 октября. Сначала были предъявлены доказательства того, что подсудимый пытался скрыть своё имущество от ареста: начиная с 6 июля он предпринимал попытки продать дом на Палм-Айленде со всем содержимым, две яхты и автомобиль марки «макфарлан», сообщив одной риелторской конторе из Майами-Бич, что отдаст всё за 150 тысяч долларов наличными. Выступая на суде, агент Уилсон предъявил Капоне уведомление, что правительство оценило его имущество за период с 1926 по 1929 год в 137 328 долларов 16 центов, и если тот вовремя не заплатит положенную сумму, местная налоговая служба примет меры, то есть арестует и продаст имущество, чтобы из вырученных денег покрыть задолженность по налогам. Тут и явилось на свет письмо Мэттингли о доходах «налогоплательщика». Защита немедленно заявила протест, но судья его отклонил. Ахерн не сдавался: это письмо нельзя использовать как улику против его клиента на суде, поскольку оно было составлено как раз