Святые старцы - Вячеслав Васильевич Бондаренко

являлось для него новой слезой, новым горячим воплем к Богу о прощении, помиловании и помощи.

Он отличался, прежде всего, необыкновенной простотой, которая вначале даже разочаровывала некоторых. У батюшки все выходило просто, зато содержание сказанного и сделанного им было глубоко, основательно и назидательно. Простое по внешности служение его дышало искренностью и ясно давало чувствовать молящемуся, что он находится не в холодном храме без Божества, а там, где это Животворное Начало живет действительно и реально, потому-то от молитвы с батюшкой переживалась душевная теплота, умиротворение мятущейся души, просветление. То же нужно сказать и относительно проповедей отца Алексея. Они не блистали ораторским красноречием, были безыскусственны, но насквозь проникнуты верой, любовью к Богу и глубоким желанием спасения ближним. Отец Алексей влиял на слушателей и внутренней силой, и убеждением, и искренностью.

Сам будучи прост в словах и действиях, батюшка не любил умствований, отвлеченностей, особенно в религиозных сочинениях и разговорах; отказываясь их выслушивать, обыкновенно говорил: “Я неграмотный”, “не понимаю”, чем заставлял своих собеседников возвращаться к суждениям общеполезным и жизненным.

Простота отца Алексея была неотделима от его горячей детской веры, обнаруживавшейся часто в слезах во время совершения Божественной литургии и при произнесении поучений. Литургисая один, он нередко затруднялся от охватывавших его рыданий произносить возгласы, особенно “Приимите, ядите”, и тогда между словами у него бывал большой промежуток. То же случалось и на кафедре. Много стоили батюшке проповеди, которые он всегда говорил с религиозным воодушевлением.

Об этом знает тот, - передает один из его сослуживцев, -кто видел отца Алексея вернувшегося в алтарь с амвона после сказанного им с духовным подъемом поучения: он был тогда бледен, по лицу текли тщетно сдерживаемые слезы. Хватаясь рукой за больное сердце и в изнеможении опираясь грудью о престол, с виноватым видом он чуть слышно говорил сослуживцам: “Больше не могу я”, - и, стараясь улыбнуться и качая головой, добавлял: “Просто скандал”. Через силу батюшка оканчивал службу, делая возгласы еле слышным голосом.

Кроме уменья лечить души, отец Алексей отличался проникновенной наблюдательностью по отношению ко всей внешней жизни - городской, сельской, крестьянской и рабочей, смело мог говорить вопрошающему о том, нужно ли или не нужно ему открывать торговлю, обзаводиться семьей, покидать Родину, строить дома.

В этом отношении он являлся мудрым старцем, только находящимся не в монастыре, а в самой толще человеческого общежития. Отец Алексей был старец городской, приносящий людям нисколько не менее пользы, чем какой-либо пустынник. Он в образе иерея был одним из тех подвижников, о которых пророчествовал святой Антоний Великий, говоря, что придет время, когда иноки, живя среди городов и суеты мирской, будут сами спасаться и других приводить к Богу.

Милующая любовь - вот чем богат был отец Алексей: оттого-то так много уходило от него духовно исцеленных; оттого-то немало было у батюшки случаев обращения на путь спасения людей, которые, находясь в круговороте жизни, считали себя погибшими, отчаивались, не решались уже идти к обычному духовнику, а искали кого-то выдающегося, особенного, и находили его именно в отце Алексее.

Так, отец Алексей весь горел любовью. Если он не говорил о любви, то о ней свидетельствовал его взор, всякое движение. Своим отношением к людям он проповедовал то, что мы читаем на Пасху в трогательном слове святого Иоанна Златоуста, где делается такой призыв: “Приходите все к великому празднеству Воскресения Христова -постившиеся и не постившиеся, пришедшие рано и в последний час, - все приходите, ничтоже сумняся. В этот великий день всем открыты двери Божественной любви”».

Тесная духовная связь существовала также между отцом Алексием и современными ему Оптинскими старцами -скитоначальником схиигуменом Феодосием (Поморцевым, 1854-1920) и иеромонахом Анатолием (Потаповым, 18551922). Фотография отца Феодосия стояла на его столе. Сам Оптинский старец, побывав однажды в храме на Маросейке и увидев гигантскую очередь, выстроившуюся к отцу Алексию, сказал ему после службы:

- На все это дело, которое вы делаете один, у нас бы в Оптиной несколько человек понадобились. Одному это сверх сил. Господь вам помогает.

Со старцем Анатолием отец Алексий виделся один раз. Но между ними существовало то, что близкие в шутку называли «беспроволочным телеграфом», - прочное духовное единство. Когда при отце Алексии вспоминали отца Анатолия, лицо священника сияло от радости. А отец Анатолий приезжавших к нему москвичей отправлял на Маросейку: «У вас же есть отец Алексий». Глубоко почитал батюшка и зосимовского затворника отца Алексия (Соловьева), говоря о нем: «Отец Алексий - высокой духовной жизни».

Конечно же, были у маросейского старца и недоброжелатели. Однажды в трамвае батюшка услышал разговор двух священников, обсуждавших его. Слышались фразы:

- Вот тоже... юродствует, старца из себя изображает... народ принимает, советы дает, уйму деньжищ загребает. Знаешь, у него дохода десять тысяч!

Выходя из трамвая, отец Алексий наклонился к этим священникам и с улыбкой произнес:

- Все, что вы говорили об отце Алексии, совершенная правда, он действительно таков. Ошиблись вы только в одном, у него доходу не десять тысяч, а пятнадцать.

Такие слухи были, конечно, безмерно преувеличены. Так, в 1916 году годовой доход храма Николы в Кленниках составлял пять тысяч рублей (стоит учесть, что это был рубль военного времени, уже подверженный инфляции; по сравнению с 1913 годом цены выросли в четыре - пять раз). Причем в руках отца Алексия эти деньги, конечно же, не задерживались - уходили на помощь нуждающимся. Вплоть до 1913-го семья батюшки продолжала ютиться всё в том же ветхом сыром доме для причта, что и раньше. Лишь незадолго до начала войны началось строительство каменного двухэтажного дома, и то это был своеобразный подарок московского издателя И. Д. Сытина - за разрешение вывести на церковный двор окна нового многоэтажного дома для сотрудников издательства (эту массивную серую шестиэтажку, возведенную в 1913-

1914 годах архитектором А. Э. Эрихсоном, можно видеть по адресу Маросейка, 7/8). Во время этой стройки батюшка снимал квартиру на Солянке.

К тому времени уже вырос сын отца Алексия - Сергей. Он с молодости проявил яркие дарования в разных сферах, в 1910-м с отличием закончил 3-ю Московскую гимназию, а затем - историко-филологический факультет Московского университета. В 1913-м Сергей отправился в путешествие по Италии, знакомясь с шедеврами живописцев эпохи Возрождения. Результат этой поездки был неожиданным -Мечёв-младший пришел к выводу о несравнимом превосходстве русской иконописи над европейской живописью.

Отношения отца Алексия и Сергея были доверительными и теплыми. Об этом свидетельствуют письма священника к сыну:

«Дорогой Сережа, очень рад за тебя. Вижу, что поездка твоя за