«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья - Василий Алексеевич Игнатьев

помню, что осуждал этот его поступок и, прямо сказать, никак не мог с ним мириться. Пытаясь сейчас осмыслить это чувство, я прихожу к выводу, что оно было туманной реакцией, смешанной из некоторых индуцированных религиозных воззрений, что его поведение в данном случае было противоречащим святому месту и просто необычным для этой обстановки. В моей памяти, однако, сохранился один случай, когда я его поведение осудил в полном понимании его антиморального значения, оскорбительного для чувства других людей. Было так. Мы, дети, играли в городки. Он подошёл к ним «еле можаху».[227] Я знал, что он шёл на отпетие покойника и танцевал «камаринского». Мне ясно представлялась обстановка в церкви, которая его ждала: горе людей, слёзы. Мне показался он грубо оскорбляющим самые интимные чувства людей. Я негодовал. Мне казалось, что я не смогу никогда простить ему этого.

Такое «критическое» отношение к Александру Димитриевичу несколько сгладилось, когда я увидел его в другой плоскости – в его семейной обстановке. Мне приходилось слышать, что она тяжёлая. И вот однажды по селу прошёл слух: Покровский покушался на самоубийство. Рассказывали, что однажды кто-то проходил мимо его дома, что вблизи базарной площади, и услышал выстрел. Бросились в дом, но двери были крепко закрыты. Взломали, вошли в горницу и увидали такую картину: на полу лежал Покровский – пьяный до бесчувствия, в руках у него был револьвер. Несчастная женщина, парализованная, кричала: «Спасите, спасите!»

Было явно, что А. Д. имитировал самоубийство. Но что его толкнуло на это? Мне как-то удалось быть в квартире А. Д. и видеть женщину в постели, ещё не старую по годам, но бессильную, прикованную к постели. Сам Покровский в это время был полон сил. Мальчишка, но я почувствовал, какое же это горе у человека, и в душе моей произошло то чувство, подобное спирали, когда теряешь свою упругость, остроту своего напряжения. Передо мной встала картина всей глубины его тяжёлой жизни. Он вёл хозяйство: сеял хлеб, заготовлял корм для скота. Это было источником его существования. И у него не было помощницы. Как мне помнится, он первым на селе приобрёл жатку фирмы Мак-Кормик. Ещё я запомнил, как он обучал работе молодого конька: как бедное животное сопротивлялось, и как, наконец, осуществилось то, что апостол Павел одним из своих писаний выразил в словах: «Тварь повинуся не волею, а за повинувшаго ю».

С Александром Димитриевичем меня связывало то, что у него был чудесный голос, а такие люди всегда были моими кумирами. Когда за литией, что бывает при совершении всенощной в великие праздники, причт в полном составе пел «Слава в вышних Богу» и «Господи, устне мои отверзеши», он «возносил»: голос его витал где-то под сводами церкви, он звал идти за ними туда же, в нём чувствовалась вся горечь его жизни, и он как бы старался забыться в звуках песнопения. Позднее, когда я читал «Певцы» И. С. Тургенева, то мне казалось, что Яшка Турок в своей песне «Ах, не одна во поле дороженька пролегала» отразил ту же скорбь жизни, какую А. Д. вкладывал в своё песнопение.

Пословица гласит, что одна беда не бывает, когда облюбует кого-либо, а обязательно приведёт другую. Так было и с А. Д. Была у него единственная дочь – Маша. Тихое, кроткое существо, надежда отца. Училась она в Екатеринбургском епархиальном училище. Как передавали другие ученицы этого же училища, во время учения её в шестом выпускном классе её навещал некий дядя: то ли по поручению отца, то ли на правах опекуна. Когда девушка закончила курс обучения, она таинственно исчезла.[228] Говорили, что видели её в актовом зале на торжественном вечере, что с ней был тот дядя… и всё. Домой к родителям она не возвратилась, а А. Д., как видно, пришлось разделить участь пушкинского станционного смотрителя. Несчастная мать умерла, а он уже не выходил из пьяного угара.

Я возвращался на летние каникулы в Течу, помнится, в 1900 г. В Каменском заводе я обычно заезжал к нашему хорошему знакомому старику Каллистрату, когда почему-либо за мной не приезжала подвода на станцию. Здесь я узнал печальное известие о том, что как-то зимой, «гулял» у них А. Д. и запился до смерти.[229]

У меня навсегда сохранился в памяти его дом. Стоял он у торговых рядов нашего базара. К ним прилегал скверик, в котором росли сирени. Однажды в этом скверике давал сеанс какой-то проезжий цирковой артист. Дом был двухэтажный, но внизу было помещение для магазина. Очевидно, он куплен был А. Д. у какого-либо торговца.[230]

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 395. Л. 42–52 об.

* * *

Степан Алексеевич Киселёв

После кончины А. Д. Покровского в Тече началась такая смена псаломщиков, которую можно прямо назвать чехардой, а зачинателем её был Ст[епан] Ал[ексеевич] Киселёв. Будучи ещё дьячком в Бродокалмаке, он иногда проездом бывал у нас. Типичный сельский дьячок, юркий, вечный торопыга, он всегда вносил в среду, где появлялся, какую-то спешку и толчею. Что его заставило сменить Бродокалмак, богатое село, на Течу, осталось неизвестным. В Тече больше воспоминаний, да и то среди молодёжи, оставили три его дочери, а в моей памяти больше сохранилась его младшая дочь, которая хорошо пела. Это её достоинство соответствовало тому идеалу, который я находил у других людей. Старшая из них, Афанасия, казалась мне всегда похожей на Екатерину II-ю. Был у С. А. ещё сын – личность бледная, незаметная. Интересно, что сам С. А. оставил у сельского населения, а преимущественно у женщин, память о себе как «морж»: он любил купаться и купался до ледостава. Тут его подсмотрели наши «дамы», когда приходили за водой или полоскать бельё. У берега реки был уже лёд, а он нырял в воду. Сколько было на селе разговоров по этому поводу.

Уже в начале зимы С. А. куда-то перевёлся, промелькнув, можно сказать, метеором.

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 395. Л. 53–55 об.

Находится только в «свердловской коллекции» воспоминаний автора. В «пермской коллекции» отсутствует.

* * *

Виктор Александрович Оранский

В Шадринском уезде на славе были Оранские в селе Зырянке, но Виктор Александрович, как видно, был не из этой ветви Оранских и вообще он прошёл через Течу на положении человека, о котором где-то в Писании сказано: «Род же его кто исповесть».

Среди псалмопевцев теченских В. А. показал себя личностью своеобразной. Начать с того, что для псаломщика вовсе было не обязательным надевать на себя так называемый подрясник